Нянь, или мужчину вызывали?

Огонь громко треснул, и один уголек отлетел к экрану.

— У тебя все хорошо?

Я закрыла глаза.

— Я слегка нервничаю. Но ничего страшного. — Я немножко отодвинулась от него в сторону прикроватного столика.

— Ты собираешься сопротивляться? — спросил он.

— Я пытаюсь этого не делать.

Он улыбнулся, чокнулся со мной и отпил вина. «Все в порядке, Джейми».

— Почему сейчас? — спросила я.

— Скажем, так, обстоятельства, связанные с этой поездкой, сработали в мою пользу. И еще мне сорока на хвосте принесла новости насчет тебя и Филипа. Кроме того, у меня уже иссякло терпение. — Он постучал пальцем по кончику моего носа. — И еще я хотел сделать тебя счастливой. Я и так уже слишком долго ждал.

— С каких пор?

— Ну… с того первого дня у тебя в кабинете.

— Так долго?

— Ага. Ты была такая смешная. И хорошенькая. И так храбро пыталась справиться одновременно с детьми, работой и со всем остальным.

— Правда, с тех самых пор?

— Правда. Сразу и всерьез. А ты все время была настолько занята, что ничего не замечала или не обращала внимания.

— Я не хотела ничего видеть.

— Я знаю, поверь мне, знаю. Это была настоящая пытка.

— Мне жаль. — Я поцеловала его сладкие губы.

— И хорошо, что жаль. Больше я ждать не намерен.

Капелька вина стекла по моему подбородку на шею, и он слизнул ее. Потом, опираясь головой на руку, он принялся расстегивать мою блузку.

— Точно все в порядке? — спросил он снова.

— М-м-м-мда.

Он поднял мне руки в воздух и снял с меня блузку. Прохладный воздух как-то особенно свежо касался кожи. Никогда у меня такого ни с кем не было. Даже в колледже. Я не могла поверить, что чувствую такое в тридцать шесть лет. Я хотела поглотить его целиком. Он лег на меня, а потом, сев верхом, сорвал с себя рубашку. О господи, ну и грудь.

Он выглядел таким счастливым; ему, похоже, было очень хорошо. Наконец-то.

— У тебя все еще все в порядке?

— Ну вот. …

— Да?

— Тебе точно нужен нянь?

Я расхохоталась.

— Не то слово.

Глава 37 Резкое пробуждение

На следующее утро в половине девятого меня разбудила возня Питера и Дилана в гостиной. Я перевернулась и вспомнила, что Питер ушел из моей комнаты всего два часа назад. Мы не могли оторваться друг от друга всю ночь, словно парочка подростков, изголодавшихся друг по другу, пока не наступил рассвет, и он не перебрался в альков над гаражом. Удивительно, что он вообще мог стоять на ногах. У меня все тело было как лапша. Постель выглядела так, будто на ней дралась стая диких псов. Я приоткрыла дверь, чтобы услышать, о чем они говорят.

— В горах, где я вырос, я тебе, малец, покажу мастер-класс на своем новом сноуборде.

— Так нечестно! Я только прошлой весной катался на сноуборде, и то всего неделю! — Дилан наполовину хныкал, наполовину смеялся.

— А если повезет, мы прокатимся по-настоящему, на-на пау-вау.

— Что такое «на-на пау-вау»? — спросил Дилан. Питер наклонился к нему поближе.

— Расслабься, Дилан. Если ты собираешься кататься со мной, тебе придется изучить жаргон. Серф пау-вау — это когда катаешься по пушистому снегу. Такому, который за ночь нанесло; его много, и он свежий и рассыпчатый, и ощущение такое, будто скользишь по перьям. А когда у тебя пойдут удачные повороты, я тебе скажу: «Чумовая линия, доктор».

— А что такое «чумовая линия»?

— Хороший проезд по снегу.

— А почему «доктор»?

— Не знаю, так уж сноубордисты друг друга зовут.

— Ух, ты. Круто.

— И когда я закончу с тобой возиться, ты будешь крутить к летать по этим спускам не хуже меня.

— Ты, правда, так думаешь?

— Я не думаю, я знаю.

Мы провели всю субботу на склонах; мы с Питером были такие усталые, что удивительно, как нам удалось уцелеть, маневрируя между стволами деревьев. После обеда мы отвели детей на лыжные уроки, а сами опять отправились кататься. Мы безрассудно целовались на лыжном подъемнике; он обнимал меня за талию, выкрикивая указания и смеясь над моей неловкостью, пока я впервые осваивала могулы размером с автомобиль. Это было прекрасно, в том числе благодаря риску оказаться со сломанной шеей и разбитым сердцем.

В субботу вечером, когда дети крепко уснули, мы занялись любовью, и это было просто невероятно. Мы смеялись. Мы смотрели телевизор. Мы ели печенье и пили вино, а дотом снова любили друг друга телом и душой, пока у нас хватало сил.

Меня разбудил стук в переднюю дверь. Семь тридцать утра, воскресенье. Наверное, какая-то ошибка. Чья-то рука в перчатке с глухим стуком колотила в мою дверь. Я спрятала голову под подушку, надеясь, что урод, который к нам ломится, поймет, что ошибся. Но он не понял. Он продолжал стучать уже по окнам фасада.

— Черт! — Я вылезла из постели, накинула халат и осмотрела полупустые бокалы, пустую бутылку из-под вина и мою разбросанную по полу одежду. От меня пахло сексом. Я была разъярена и устала, и меня ужасно злило, что этот идиот ошибся домом. Я выглянула наружу сквозь одну из дверных панелей цветного стекла. О боже! Филип. Здесь, в Аспене.