Няня для сурового папы (СИ)

— Ну, как у вас дела? Даже не звонили больше ни разу, — входная дверь неожиданно хлопает, а через мгновение на кухне появляется Бурый.

— Папотька! — тут же взвизгивает Тася и, вскочив из-за стола, бежит к отцу. — А Маша учит нас лисовать!

— Даа? Серьёзно? — вскидывает брови Бурый.

И снова эта морозная свежесть, которую принёс с собой мужчина, отдаётся дрожью в моих коленях.

— Сельёзно! Я тебе сейтяс показу, — Тася берёт свой рисунок и показывает ему. — Это папа-миска и маленькие миски.

— Медвежата, Тась, — поправляет Василиса.

Она не с таким рвением показывает отцу рисунок. И в какой-то момент мне кажется, что она даже смущается и краснеет, когда Бурый сам подходит и смотрит, что нарисовала дочь.

— Очень здорово. Вы молодцы, девочки.

— Это всё Маша нас научила. Она худозница. Вон её лисунки, — Тася тыкает пальчиком в альбом с моими работами.

Я не успеваю среагировать, потому что Бурый оказывается у альбома первым, берёт его в руки и открывает.

— Отдайте! Это моё! — делаю шаг вперёд и пытаюсь выхватить альбом, но Бурый резко поднимает его вверх.

— Достанешь, Марья Алексевна? — хмыкает мужчина.

Я подпрыгиваю, но всё равно не дотягиваюсь.

— Это нечестно!

— А жизнь она вообще нечестная, Маш, — запрокинув голову назад, Бурый начинает рассматривать рисунки. Те, которые я девочкам не показывала.

В основном на них изображены люди. Их тела. Лица. Отдельные части тела. Моя гордость и одна из любимейших работ — женщина кормит грудью младенца.

У меня начинают гореть щёки, а дыхание застревает в горле, когда Бурый фокусирует свой взгляд на этом рисунке. А затем переводит его на меня.

— Это же охренительно, Маш.

Сердце замирает, будто пытается вобрать в себя как можно больше крови, а потом с силой бьёт по рёбрам.

— С…пасибо… Верните, пожалуйста… Это моё…

Бурый медленно опускает руки и протягивает мне альбом, пока я заново пытаюсь научиться дышать.

— И правда, художница, Марья Алексевна.

Как-то я не заметила, что мы настолько близко стоим. Сейчас моя грудь касается руки мужчины. И его запаха становится слишком много. Дрожащими пальцами я забираю альбом и тяжело сглатываю.

— Так… Любитель, — отвечаю тихо, затем убегаю в комнату и прячу альбом под подушкой.

Глава 15

Миша

— Заходи, дохлая, что застыла?

— Я не дохлая!

Подталкиваю Машу вперёд за поясницу, чтобы та уже прошла по предбаннику и дала нам с девочкам пройти.

Тася и Вася тут же подбегают к специальной деревянной скамье и начинают стягивать с себя верхнюю одежду.

— Нет, я не понимаю, мне что, обязательно идти с вами? — ворчит Маша, сильнее запахивая полы фуфайки, которую я ей одолжил на поход в баню.

— А ты дальше собираешься ходить грязной? Когда привезут бойлер — неизвестно. Доставка задерживается.

— Я не люблю баню!

— А чистой быть любишь? — вскидываю бровь, после чего начинаю стягивать с себя крутку. — Грязнулей быть плохо, Марья Алексевна. Ты Мойдодыра что ли не читала?

— Ты будес плохо пахнуть, — смеётся Тася. — И от тебя все разбегутся.

— Правильно, Тась.

— Я нормально обходилась обтираниями. Дождалась бы бойлера — не стухла бы за это время!

— Не собираюсь подавать детям плохой пример личной гигиены. Так что, давай, тепличная, хорош кабениться. Раздевайся и проходи внутрь.

Девочки, привыкшие хотя бы раз-два в неделю посещать именно баню, уже разделись, скинули грязное белье в корзину и побежали внутрь. В парную они без меня не зайдут, а вот погреться на скамье в зоне душевой они любят, пока я сам раздеваюсь.

Маша же продолжает упрямо стоять на пороге, вцепившись пальцами в фуфайку как в спасательный жилет.

— Можно я тут посижу?

— Нет, — качаю головой. — Раздевайся, Маш. А то я сам это сделаю.

— Чего?

— Раздену тебя, — хмыкаю, глядя на то, как хмурится лицо девушки.

— Ещё чего!

— Немытой ты отсюда не выйдешь. Я серьёзно.

— Господи, как с вами тяжело! — ворчливо выплёвывает девчонка и снимает, наконец, фуфайку. Вешает на вешалку, затем стягивает с ног валенки и встает на коврик.

— Дальше, Маш. Надо до купальника раздеться. Ты же надела купальник?

— Я-то надела. А вы, что, в одних трусах будете что ли? — спрашивает, наблюдая за тем, как я стягиваю с себя футболку.

— Нет, я сейчас надену фуфайку и пойду в баню в ней, — хмыкаю насмешливо. — Разумеется, я буду в трусах, что за вопросы? Или ты предпочитаешь, чтобы я их снял? Извини, но при детях я не имею привычки ходить голым.

Маша закатывает глаза и начинает снимать с себя джинсы.

— Очень смешно!

— Хотя если ты предпочитаешь, чтобы я просто обмотал бёдра полотенцем…

— Нет, не предпочитаю! В трусах нормально! — девчонка взвизгивает в панике и резко отворачивается, когда я расстегиваю ширинку на джинсах.

— Ну вот и договорились.

Маша стоит ко мне спиной и неспешно стягивает с себя одежду, а я почему-то не могу отказать себе в том, чтобы рассматривать её тонкую фигуру. Вроде ничего особенного, даже слишком худая, но меня торкает, когда она перекидывает волосы через плечо, и я вижу косточку позвоночника у основания шеи. Пальцы начинают гореть от желания провести по этой косточке, дальше вниз по ткани слитого купальника…