Няня для телохранителя

Она как воробей, нахохлившись в непогоду, недобро буравит взглядом Третьякова и явно готова продолжить войну в случае неповиновения.

Я дёргаюсь схватить её за руку, одёрнуть, чтобы замолчала, ибо МЕНЯ, меня не надо защищать. Я сам всегда прекрасно справлялся с этой функцией.

Но граф не даёт мне такой возможности, меняя направление игры. Земляникина пришлась ему по нраву, и его короткий взгляд поверх её головы сигнализирует мне об этом.

Я свободен. Девушка под его защитой.

Третьяков всех уводит в замок, как и было задумано, но меня жутко бесят его пальцы на чуть бледной руке Вероники.

Я зверею, теряя остатки понимания самого себя. Прячу руки в карманы, сжимая те в кулаки, и не могу двинуться с места.

Земляникина оглядывается на меня, словно в последний раз просит забрать её оттуда, но не шевелюсь. Я, сука, даже не дышу. Просто жду, когда мой охуевший и весёлый босс скроется в замке, а меня, дай бог, отпустит приступ ярости.

Тем более, чем дольше я тут простою, тем выше риск опоздания на судебное заседание. Так нельзя!

***

Слушание проходит в сумбуре. Мой адвокат старательно пыхтит, а я просто хочу всем присутствующим против меня сломать шеи. Лика только моя!

Лене дочь даже в зачаточном состоянии не была нужна. Не хочу вспоминать, сколько тогда нервов и наличности было потрачено на уговоры сохранить ребёнка. Я, кретин, верил, что, если у нас будет настоящая семья и заодно проснувшийся дух материнства в жене, воплотятся мои представления о счастье.

Хер! Горбатого только могила исправит, хотя Лена верила в чудеса хирургической пластики. В итоге спустя месяц после родов жена отправилась «поправлять» здоровье за границу, а я в течение двух месяцев учился быть отцом.

Когда она вернулась, я её не узнал. От той Лены, когда-то опьяняющей мой мозг, ничего не осталось. Кукла. Пластик и силикон.

Браку, как в принципе и моей спокойной жизни, пришёл огромный и мохнатый пиздец.

— Захар, у вас телефон разрывается, — выдёргивает меня из воспоминаний мой адвокат, подталкивая сотовый в мою сторону, что от вибрации катается по гладкому полированному столу в опустевшем зале для заседаний.

Мы последние.

— Ну как прошло, честный ты наш? — сарказм Третьякова проливается литрами в моё ухо, оседая где-то в виске в виде головной боли.

— По плану, Лев Николаевич, — тут же отрезаю любые подвижки в этой области. Я взрослый мужик и могу справиться сам.

— Я так и понял. Чувствую, пора готовить запасной, где я всё это семейство вытравлю сначала газом, а потом сожгу, чтобы развеять горстку пепла над океаном, чтобы точно не выжили.

Усмехаюсь, как всегда, богатой фантазии графа. В принципе план неплохой, но больно кровавый.

— С какой целью звонок? — меняю тему и поднимаюсь с неудобного маленького стульчика.

— Хочу узнать, как ты докатился до такой жизни?

Тороплюсь на выход подальше от лишних ушей и любопытных взглядов моих оппонентов, всё ещё толкущихся в фойе здания суда.

— Это до какой именно?

— Прекрасной, конечно. Девушка величает тебя по отчеству и до сих пор жива, даже больше того.

Это Лев Николаевич ещё не знает, как она смело коверкает моё гребанное отчество. Вот хотел же после смерти отца сменить его, но мама … «Ты этим поступком предашь отца и его смерть». Ну да! А вот мне мучиться оставшуюся жизнь нормально?!

— Что в вашем понимании означает это «даже большого того»? — продолжаю только задавать вопросы, выясняя обстановку в замке и заодно в голове шефа.

— Больше того, ты явно питаешь симпатию к юной няне. Хотя, конечно, я тебя понимаю, как мужчина мужчину. Земляникина очень … свежа.

Всё! Точно врежу!

— Третьяков, а вам на шею галстук не давит? Или бабочку туго повязали? А то на лицо все признаки гипоксии мозга.

— Вот! — удивлённо тянет он, и я осекаюсь.

Падаю за руль своей машины и тру глаза, пытаясь снять наваждение.

— Зар, ты там в обморок упал? — ехидничает граф, но я не поведусь.

И так уже всякую хрень наговорил.

— Это не симпатия. Несколько месяцев назад у меня с ней произошёл спонтанный секс в ночном клубе на фоне алкогольного опьянения, причём у обоих. Неделю назад она пришла устраиваться ко мне на работу в роли няни. Я её не вспомнил, принял без лишних проверок, ибо спешил в командировку с вами. Теперь ситуация в некотором роде прояснилась, и я пока не решил, что буду с ней делать. Теперь, Лев Николаевич, вы прекратите фантазировать дичь всякую?

Снова усмешка и пауза, в которую я завожу джип.

— То есть ты теперь выбираешь между дать ей под зад или дать ей в зад, рот …?

— Откуда такая уверенность, что выбор именно между такими пунктами? — спокойно перебиваю шефа, не желая подробностей, но при этом поддерживаю игру.

Выруливаю с парковки и несусь в сторону замка.

— Так всё очевидно.

— Ну, наверное, только вам!

— Возможно, Захар, но я не помню девушек, к чьим спинам ты бы так прижимался. Особенно в условиях отсутствия угрозы со стороны.

С Третьяковым всегда было тяжело. Слишком умный, внимательный и при этом не стесняющийся лезть туда, куда его не просили даже под прикрытием дружеских отношений.

— Вероника сама по себе угроза.