Няня для телохранителя

— Зар, так клубники хочется. Может, привезёшь?

— А рожать?

— Ну, ты ещё три раза успеешь вернуться к главному процессу. Помнишь, нам говорили, как долго идут первые роды. А мне так сильно хочется, аж слюней полный рот. Если не веришь, то могу тебя обслюнявить.

Мужчина бросил подозрительный взгляд на меня через плечо, но я всем телом излучала искренность помыслов.

— Хорошо, но без меня сына не рожать!

— Как скажешь, дорогой.

В больнице нас ждали, немного потусовались в приёмной и сразу в родильную палату. Так что, как только Яровой, скрипя зубами, покинул мою палату, чтобы исполнить мою прихоть, схватила лацкан белоснежного халата моего врача.

— Марина Ивановна, если не хотите, чтобы вас ещё раз придушили, то советую максимально ускориться. ОНО вернётся, — кивнула головой в сторону дверей, через которые вышел мой ненаглядный.

— Сколько у нас времени?

Быстро прикинула расстояние и способность Ярового гонять даже через пробки, а тут вообще ночь, все дороги свободны.

— Думаю, часа три, максимум четыре.

— Придётся постараться! — вздохнула женщина, но явно воодушевилась.

И мы … успели. Яровой, наряженный в медицинский халат и шапочку, влетел в палату аккурат за минуту до первого крика сына.

На радостях, что всё закончилось, даже отрубилась на минуту другую. Устала как лошадь и жутко хотелось спать, так что решила передохнуть, пока малышом занимались медики.

— Ванилька, если сейчас не откроешь глаза, я тебя сам придушу!

Вот так всегда! С этим телохранителем никакой романтики.

— Зар, я тебе детей больше рожать не стану. Сам будешь. Никакой благодарности, — пробурчала, с трудом поднимая тяжёлые веки.

Муж склонился надо мной, а его глаза — два океана тревоги.

— Напугала меня. Не делай так больше, — прошептал мне, упираясь своим лбом в мой.

— Мне больше не спать? — уточнила, не понимая, чего от меня хотят.

— Не теряй больше сознание, — поправил меня, и ласковый поцелуй коснулся моих сухих искусанных губ.

Я?! Потеряла?! Но мысль растворилась в следующих словах мужа.

— Люблю тебя, Ванилька, но за то, что обманным путём избавилась от меня, надаю по попе.

От его горячего «люблю» у меня разом вся боль в теле прошла, даже включая усталость. Жар затопил душу по самые уши и щёки.

— То есть, Зар, чтобы ещё раз услышать от тебя признание в любви, мне придётся снова пройти родовые муки? — снова старательно спрятала свою эйфорию за любимым сарказмом.

Но в голубых глазах напротив, кроме нежности, смешинки, что видят меня насквозь.

— Ники, а ты, смотрю, слышишь только то, самой хочется? А насчёт наказания всё мимо ушей?

Он тоже смущён, напряжён, но глаз не отвёл. Доверие открыто нам до сих пор обоим даётся нелегко, но мы учимся. Практикуем.

— Конечно! Мне тут муж впервые в любви решил признаться, а ты про какие-то детские наказания лепечешь. Да пожалуйста, я даже сама юбку подниму и стринги кружевные приодену.

Ярового отпустило, и лёгкая улыбка осветила серьёзное лицо.

— Господи, Ванилька, с тобой я точно раньше времени поседею, — тихо шепчет, оставляя короткие поцелуи на моём лице.

— Да это не страшно, волосы можно покрасить. Главное, не полысеть, тут уже сложнее.

Он фыркнул от плохо сдерживаемого смеха возле моего уха, вызывая толпу мурашек по телу.

— Спасибо за сына, Ванилька! И да, люблю. Давно. Наверное, с первой встречи.

Теперь я ухмыльнулась. Кажется, сегодня мы окончательно перешли точку невозврата.

— Это почему ещё наверное? А? Яровой?

— Наверное, так как в то утро, когда твоя шикарная попка слиняла из отеля, я хотел тебя любить всего лишь чуть-чуть сильнее, чем прибить. И вообще, ты всегда вызываешь чувства, плохо поддающиеся контролю.

Моя моська расплылась в довольной улыбке, и я счастливо выдохнула.

— Ну, Панталонович, это я умею и регулярно практикую. Смирись, любимый.

Он улыбнулся широко, как если бы это сделал аллигатор по версии графа, ну а мне нравилось. Не видела, в отличие от Третьякова, улыбающегося крокодила, а вот искренняя улыбка моего мужа меня восхищала.

— Мамочка, сына кормить будем? — неожиданно включилась в нашу милую беседу, кажется, неонатолог, которая тоже присутствовала на родах.

— Естественно, как это наш Денис Захарович останется без завтрака, — оптимистично протянула руки, пытаясь за бравадой скрыть свою растерянность.

Вдруг не получится? Как вообще правильно?! Разом все уроки с курсов оказались позабыты.

В руки вложили попискивающий кулёк, а я дрожащими пальцами направила грудь к уже крутящемуся в поисках еды ротику. Дальше всё сложилось само. Чудеса, да и только!

— Значит, всё-таки любимый, — устроившись рядом с нами, Яровой по очереди осмотрел меня с сыном.

В первую минуту запуталась в ходе его вроде как продолжающегося рассуждения. Теперь, когда все покинули палату, не нужно было шептаться и скрывать эмоции, поэтому расслабилась.

Откинулась на высокую спинку моей так называемой родильной кровати и с трудом свела ноги ближе друг к другу. Мужские пальцы тут же бережно помогли мне, поправляя на мне простыни и плед.

— Ты, возможно, не поверишь, Захар, но вот так тяжко я сдвигала ноги только единожды — после той ночи с тобой в отеле.