Няня для волшебника

— Инга, да? — догадался Огюст, и Дора тотчас же прошептала:

— Инга?!

Я кивнул и, взяв конверт, сломал маленькую золотую печать и вынул карточку с видами Южного Аверна, на которой все тем же почерком было написано:

«Мартин!

Я узнала, что твой сон закончен, и ты здоров. Ты, конечно, возненавидел меня, но знай: я всегда буду рада нашей встрече. Я живу в собственном доме на проспекте Покорителей, и ты можешь не предупреждать о своем визите.

Инга Цетше»

Я протянул открытку Огюсту и смог сказать только:

— Хватило же наглости подписаться моей фамилией.

Огюст прочел послание и передал открытку Доре — та взглянула на ровные аккуратные буковки, ахнула и воскликнула:

— И она еще смеет тебе писать! Ждет в гости, словно ничего и не случилось! Вот же дрянь!

— Редкостная дрянь, да, — согласился я. Гнев бил в виски тяжелыми молотками, я старался держать себя в руках и не показывать вида, но не мог успокоиться. Инга прислала мне письмо, Инга использовала фамилию Цетше и делала вид, словно ничего особенного и не случилось.

Вспомнилось мое желание встретить ее и дать ей пощечину — детское желание ребенка, который хочет обидеть наказавшую его мать. Его продиктовали мое горе и слабость, но теперь я опомнился.

— Что будешь делать, братка? — глухо поинтересовался Огюст, словно хотел хватать меня за руки и в прямом смысле слова удерживать от неосмотрительных поступков. Я убрал послание в конверт и протянул его к огню свечи, украшавшей стол. Когда пламя жадно принялось лизать бумагу, я бросил конверт на пустую тарелку и равнодушно ответил:

— Ничего.

И это показалось мне правильным.

Глава 6

(Мартин)

Портной и куафер прибыли рано утром: проснувшись, я услышал восторженное аханье, которое долетало из гостиной, и память снова унесла меня в прошлое. Семья Цетше всегда ходила на балы, и утро перед праздником начиналось одинаково — сестры и матушка суетились вокруг своих платьев, портниха возилась с тканью, то что-то подрезая, то пришивая, то подкалывая, а сестры то заливались смехом, то принимались плакать от того, что Анетт заявляла о своем намерении стать королевой бала, а все остальные рядом с ней — просто ощипанные курицы.

Отец как-то сказал, что это часть праздника. Без этих писков, смеха и слез, без запаха духов и пудры, без всей суеты с примеркой бал можно считать неудачным.

Спустившись в гостиную, я обнаружил Огюста, который сегодня ночевал у меня, куафера с огромным растрепанным альбомом причесок и Дору — ее уже успели одеть в белое платье с пояском под грудью, по античной моде, и портной возился с лифом, прикрепляя к нему крошечные бриллиантовые звездочки. Огюст пил кофе и с видом бывалого знатока и женского пола, и балов говорил:

— Дебютантка должна быть только в белом, и даже не пытайтесь меня переубедить, господин Каруш. Персиковый? Она не какая-нибудь непромытая деревенщина!

Из огромного чемодана действительно выглядывал краешек персикового шелка. Портной закрепил очередную звездочку, пославшую Огюсту кокетливый сиреневый луч, и запустил пальцы в раскрытую шкатулку. Дора, кажется, не дышала — с таким трепетом она смотрела на платье.

Я понимал, что она чувствует в этот момент. Обитательница скучного мира, лишенного и волшебства, и воображения — для нее, конечно, все было чудом.

— Но, мирорд, — произнес портной с режущим восточным акцентом. — Сейчас искрючитерьно модно добавлат сиреневий дымка. Рёгкий паутинка поверх пратья, очень красиво. Ее веричество и их высочества добавряют.

Огюст только рукой махнул.

— Это их дело. Они могут хоть жабу на голову надеть, а наша гостья должна следовать правилам.

Дора вопросительно посмотрела на Огюста, а потом вдруг обнаружила, что я вошел в гостиную и пристально смотрю на нее — она сразу же смутилась, опустила глаза, снова став невероятно хорошенькой и трогательной, и сказала:

— Доброе утро. А я тут… с платьем.

— Доброе утро, — ободряюще улыбнулся я, сел на диван и спросил: — Помнишь, братка, как наши сестры собирались на балы?

— О да! — воскликнул Огюст и рассмеялся. — Еще бы я не помнил, Оливия однажды прижгла мне ухо щипцами для завивки!

Дора ахнула.

— Почему? Что ты сделал?

— Он сказал, что Оливия похожа на цаплю в юбке, — ответил я. — Весело у нас было, ничего не скажешь.

Портной прикрепил еще одну звездочку и сказал:

— Все, миреди может снимать пратье. Я приготоврю остарьное уже посре обеда, — он обернулся ко мне, прекрасно понимая, кто в доме хозяин и кому следует задавать вопросы, и поинтересовался: — Мирорд Мартин, но все-таки, может, стоит добаврат сиреневий дымка?

Дора умоляюще посмотрела на меня. Сейчас она была настолько хорошей, что и у меня на душе сделалось хорошо.

— Давай хотя бы посмотрим! — попросила она. — Ведь ее можно будет и снять, если что.

Мне оставалось только кивнуть. Все это было таким трогательным и забавным, что я не хотел портить все веселье. Огюст лишь завел глаза к потолку и махнул рукой.

— Доставайте вашу дымку, — улыбнулся я, и портной нырнул в чемодан и вынул круглую бляху артефакта.

— Удивительно, — заметил я. — Швейных дел мастера теперь работают с артефактами?