Няня. Кто нянчил русских гениев

«Было около восьми часов утра. /…/ Прибежавшая старуха застала нас в объятиях друг друга в том самом виде, как мы попали в дом: один – почти голый, другой – весь забросанный снегом. Наконец, пробила слеза, /…/ мы очнулись. Совестно стало перед этой женщиной, впрочем, она все поняла. Не знаю, за кого приняла меня, только, ничего не спрашивая, бросилась обнимать. Я тотчас догадался, что это добрая его няня, столько раз им воспетая, чуть не задушил ее в объятиях /…/

Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи /…/ Среди молодой своей команды няня преважно разгуливала с чулком в руках. Мы полюбовались работами, побалагурили и возвратились восвояси. Настало время обеда. /…/ Начались тосты за Русь, за Лицей, за отсутствующих друзей /…/. Незаметно полетела в потолок и другая пробка; попотчевали искрометным няню, а всех других – хозяйскою наливкой. Все домашнее население несколько развеселилось; кругом нас стало пошумнее, праздновали наше свидание. /…/»

Но был в Михайловское и другой приезд, столь же внезапный, но вовсе не радостный…

Наступил сентябрь 1826 года. «Приехал вдруг жандармский офицер из города, – вспоминал дворовый Пушкина Петр, – велел сейчас в дорогу собираться, а зачем – неизвестно. Арина Родионовна растужилась, навзрыд плачет. Александр-то Сергеевич ее утешать: „Не плачь, мама, говорит, сыты будем; царь хоть куда ни пошлет, а все хлеба даст“».

Зная за собой несколько либеральных выходок, Пушкин убежден был, что увезут его прямо в Сибирь. «В длиннополом сюртуке своем собрался он наскоро», – так рассказывает декабрист Лорер[42] со слов брата Пушкина, а одна из тригорских барышень, собеседница Пушкина, вспоминает: «Пушкин был у нас; погода стояла прекрасная; мы долго гуляли; Пушкин был особенно весел. Часу в одиннадцатом вечера сестры и я проводили Пушкина по дороге в Михайловское… Вдруг рано на рассвете является к нам Арина Родионовна, няня Пушкина. Это была старушка чрезвычайно почтенная, лицом полная, вся седая, страстно любившая своего питомца. /…/ Она прибежала, вся запыхавшись; седые волосы ее беспорядочными космами спадали на лицо и плечи; бедная няня плакала навзрыд. Из расспросов ее оказалось, что вчера вечером, незадолго до прихода Александра Сергеевича в Михайловское прискакал какой-то не то офицер, не то солдат (впоследствии оказалось – фельдъегерь). Он объявил Пушкину повеление немедленно с ним вместе ехать в Москву. Пушкин успел только взять деньги, накинуть шинель, и через полчаса его уже не было. „Что же, взял этот офицер какие-нибудь бумаги с собой?“ – спрашивали мы няню. – „Нет, родные, никаких бумаг не взял, и ничего в доме не ворошил; после только я сама кой-что поуничтожила“. „Что такое?“ – „Да сыр этот проклятый, что Александр Сергеевич кушать любил, а я так терпеть его не могу, и дух-то от него, от сыра-то этого немецкого, такой скверный“».[43]

Фельдъегерь увез Пушкина в Москву, где его ожидало свидание с Николаем I. Получив свободу от деревенской ссылки, Пушкин провел сентябрь и октябрь в Москве, сделался центром внимания всей Москвы, но, вернувшись в Михайловское в ноябре, с удовольствием писал оттуда П. А. Вяземскому:[44]

«Вот я в деревне. Доехал благополучно, без всяких замечательных пассажей /…/ Деревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то поэтическое наслаждение возвратиться вольным в покинутую тюрьму. Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни, ей-богу, приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр. Няня моя уморительна. Вообрази, что 70-ти лет она выучила наизусть новую молитву о умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости, молитвы, вероятно, сочиненной при царе Иване. Теперь у ней попы дерут молебен и мешают мне заниматься делом». /…/

Пушкин не усидел в Михайловском. Его манили к себе Москва, Петербург с их журналами, литературными кружками, театрами, с кругом друзей. И встревоженная няня решила написать письмо своему исчезнувшему питомцу. Вот что писала Арина Родионовна Пушкину генваря 30 дня 1827 года из Михайловского:

«Милостивый государь Александр Сергеевич имею честь поздравить вас с прошедшим новым годом из новым сщастием; и желаю я тебе любезному моему благодетелю здравия и благополучия; а я вас уведомляю что я была в Петербурге: и об вас нихто неможит знать где вы находитесь и твои родители, о вас соболезнуют что вы к ним неприедете; а Ольга Сергеевна к вам писала при мне содною дамою вам известия а мы батюшка от вас ожидали, письма когда вы прикажите, привозить книги нонемогли дождатца: то извознамерились по вашему старому приказу отправить: то я посылаю, больших и малых, книг сщетом 124 книги архипу даю денег 90 рублей: присеем любезный друг я целую ваши ручьки с позволении вашего съто раз и желаю вам то чего и вы желаете и прибуду к вам с искренным почтением Арина Родивоновна».

Арина Родионовна была неграмотна и письмо писано кем-то с ее слов.[45]