Нянька для Радуги

Макс же всеми силами старался сохранить спокойствие и внешнее равнодушие. Но когда девушка вдруг встрепенулась и лихорадочно принялась оглядывать кухню на предмет источника голоса, едва смог сдержать смешок. Пришлось ему прикрыть улыбку чашкой с остывшим кофе, потому что сдерживать её оказалось невозможно. Он даже сделал глоток, но… именно в этот момент «красотка» повернула голову, и его взгляду открылась растрёпанная радуга на левой стороне её жуткой причёски.

Он поперхнулся напитком. Да так, что едва ни выплюнул его обратно. Добрый шеф даже по спинке ему постучал и, казалось, после этого стал даже немного спокойнее. А вот существо под холодильником наоборот напряглось. Видимо «оно» тоже узнало Максима. Наверно, она бы с радостью высказала ему всё, что думает и о его друге, и о нём самом, но, к счастью, говорить пока не могла.

Тем временем, несчастный отец продолжал:

— Я же закрыл тебя в комнате! Наказал! А ты… снова ушла. И опять налакалась, как последняя падшая женщина! Мира! — он больше не мог говорить спокойно. — Ну, скажи мне, зачем ты это делаешь?

— Пап… — только и смогла ответить девушка. Слова будто сами застревали у неё в горле. Она попыталась подняться, но у неё снова ничего не вышло. В конце концов, Мирослава пришла к выводу, что проще оставаться на месте. Пусть думают, что она сидит, потому что ей здесь удобно.

— Что «пап»? Где ты вчера была? Как вышла? — продолжал свою отповедь раздражённый родитель. — Хотя и так понятно. Через окно. А вот как ты попала обратно уже очень интересный вопрос.

Мира кивнула. В коем-то веке она была согласна с отцом. Ей и самой хотелось бы узнать, как она оказалась в собственной комнате. К сожалению, у памяти на это ответов не нашлось. Там, на месте воспоминаний о прошлой ночи обнаружилась большая тёмная дыра.

Так как отвечать Мирослава не спешила, Василий Фёдорович повернулся к Максу.

— Ну… вот, собственно и моя дочь. Во всей своей красе, — протянул он с ядовитым сарказмом. — Думаю, теперь ты меня понимаешь.

— Понимаю, — отозвался парень, стараясь больше не смотреть в сторону сидящей на полу девушки. Вот только взгляд сам собой возвращался к ней, отмечая всё новые и новые факты её испорченности.

Теперь неправильная радуга в волосах перестала казаться вульгарной, потому что в общем виде она смотрелась очень даже невинно. Чего не скажешь о чёрной татуировке на тонкой девичьей шее. И пусть та располагалась почти у затылка и по большей части была прикрыта волосами, но… стоило этой «чудной леди» откинуть лохматую гриву за спину, и её наколка открылась парню во всей своей мрачной красе. Что именно там изображено он не рассмотрел — ему хватило самого наличия такой дряни. А ещё у неё оказалась пробита бровь… в которой виднелось тонкое серебряное колечко. А когда Мира похабно зевнула, Макс заметил ещё одну серьгу у неё на языке. Дальше его взгляд зацепился за длинные наращенные ногти чёрно-зелёного цвета и россыпь колец на тонких длинных пальцах.

Макс не любил подобных кукол… Он считал их искусственными, грязными, и предпочитал обходить таких особ стороной. Мира же и вовсе вызывала у него жуткую неприязнь. И сейчас, глядя на это… подобие девушки, вяло попивающее минералку, он даже был готов отказаться от столь перспективной работы. И от денег, и от гостевого домика. И, наверно, живи он один, так бы и поступил. Но за ним была Маша. А она уже и вещи собрала…

— Мира, я вчера говорил тебе, что должен уехать, — продолжил её родитель ледяным тоном. — Меня не будет чуть больше трёх месяцев. И на это время за главного в доме останется Макс. И ты должна во всём ему подчиняться. Это понятно?

— Какой ещё Макс? — вяло поинтересовалась девушка, нехотя отрываясь от горлышка бутылки с водой. Затем её сонный мозг всё-таки сложил имеющиеся факты, и взгляд сам послушно переместился на парня. — Ты имеешь в виду этого урода, который сейчас сидит рядом с тобой? — спросила она, самым бессовестным образом рассматривая Максима.

Сейчас для Миры он был даже не парнем, а врагом и предателем. И ей оказалось совершенно плевать на то, как тот выглядит. Ну не очень высокий… чуть выше отца, не такой уж и страшный… черты лица вполне себе правильные и симметричные. Волосы тёмные. А Мирославе никогда брюнеты не нравились. Глаза же странного какого-то мышиного цвета. А одет вообще, будто с барахолки. Во всей одежде ни одной брендовой вещи.

— Походу, и правда, с барахолки, — пробубнила она себе под нос, обращая внимание на едва заметный шов на рукаве его белой рубашки. Она вообще не знала, что порванную вещь можно зашить. Ей это знание было совершенно ни к чему. Ведь всегда проще выкинуть и купить что-то новое. А тех людей, у кого на одежде встречались подобные заплатки, Мира всегда автоматически относила к низшей касте. К тем, кто, по её мнению, не достоин внимания.

— Дочь? — переспросил Василий Фёдорович, искренне надеясь, что ослышался.

— Да говорю: с какой барахолки ты вытащил этого урода? — выдала девушка уже более уверенным тоном.