Нянька для Радуги

И ушёл, оставляя мокрую Миру бултыхаться в воде. И его ни капли не заботило что ей холодно, что выбраться отсюда в босоножках почти нереально, а мокрый белый сарафан просвечивается настолько, что становится совершенно прозрачным, выставляя напоказ её тело и бельё.

Она хотела закричать, чтобы он вернулся и немедленно вытащил её отсюда, а потом уматывал из этого дома к чёртовой бабушке, но… почему-то промолчала. У неё просто больше не осталось никаких сил вести эту бессмысленную баталию. Мира вдруг ощутила себя маленьким беспомощным котёнком, которого злые люди выбросили под проливной дождь. Стало так жалко себя… Просто до слёз. И, доплыв до бортика, она стянула с ног неудобную обувь и полезла наверх. И вот здесь, усевшись прямо на холодные мраморные плитки у самой воды, притянула к груди колени и спрятала на них лицо.

Весь груз проблем, навалившийся на девушку за последний год, теперь стал казаться ей жуткой непосильной ношей. И все собственные слова, что она сильная, что справится со всем, теперь виделись не больше чем слабой попыткой самообмана. Мира понимала, что сама загнала себя в тот угол, в котором оказалась, но так хотелось сделать виноватым кого-то другого. Того же Макса, отца, или Фила вместе с его подружкой. Даже Лёва теперь казался таким же врагом, как и все остальные.

Именно сейчас, стирая с щёк капли воды, которых почему-то становилось всё больше, она ругала себя, говоря, что не должна плакать. Ведь плачут только слабые, только те, кто не имеет сил противостоять этому миру. Только те, кто опускается до жалости к себе. Мира столько лет запрещала себе плакать. Сейчас она даже не могла вспомнить, когда делала это в последний раз. Слишком долго подобное оставалось для неё непростительной роскошью.

Слёзы скатывались и падали вниз, беззвучно ударяясь о гладкий мрамор, но девушка не замечала их. Сейчас ей казалось, что мир вокруг внезапно кто-то накрыл колпаком из мутного стекла, оставляя её один на один со всеми неприятностями. И она позволила себе этот момент слабости, потому что в глубине души понимала — он больше не повторится. Ведь сильные девочки не плачут. И никогда не сдаются. Никогда не прогибаются под обстоятельствами. И как бы ни было плохо, всё равно идут по жизни с гордо поднятой головой.

В очередной раз тихо всхлипнув, Мира подняла лицо от коленей, и только сейчас ощутила рядом чьё-то присутствие. Голова сама дёрнулась в сторону неожиданного свидетеля, коим оказалась темноволосая девушка, сидящая на одном из шезлонгов.

Заметив, что на неё смотрят, незваная гостья оторвалась от своих раздумий и тут же поднялась на ноги.

— Привет, — проговорила она, приветливо улыбнувшись Мире. — Я принесла тебе полотенце, — и протянула мокрой блондинке махровый свёрток, который до этого держала в руках.

Мирослава недоверчиво оглядела неизвестную ей девушку, но полотенце всё же приняла. В её положении было глупо отказываться от столь неожиданной помощи. Поэтому она выдавила из себя тихое «спасибо» и снова отвернулась к ровной глади воды.

— Я — Маша, — представилась девушка. — Прости, если лезу не в своё дело, но… ты была расстроена и я принесла тебе немного горячего шоколада. — Она, наклонилась и поставила рядом с Мирой большую белую чашку. — Правда, он уже остыл. Но всё равно вкусный. И настроение поднимает хорошо.

Ошарашенная таким проявлением заботы от совершено незнакомого человека, Мирослава неожиданно для смой себя улыбнулась и взяла в ладони сосуд с шоколадом. Вопреки утверждению этой странной Маши, он оказался довольно тёплым, но душевное состояние девушки и вправду стало стремительно выползать из состояния полной безнадёжности.

Она снова недоверчиво посмотрела на Марию, отмечая про себя, что точно видит её впервые. Просто особу с такой яркой и, вместе с тем, какой-то нежной внешностью она бы обязательно запомнила. Сейчас Маша виделась ей маленьким добрым ангелом. Её короткие тёмные волосы игриво завиваясь в лёгкие кудряшки и едва доставали до плеч, а точёное личико с большими серыми глазами и маленьким носиком и вовсе выглядело кукольным. Девушка казалась такой худенькой и воздушной, что делало её сходство с фарфоровой куклой ещё большим. А надетый на ней лёгкий красный сарафан, только подчёркивал эту её изысканную хрупкость.

— Спасибо тебе, — наконец, проговорила Мира, делая глоток. — Мне уже лет десять никто шоколад не готовил.

— Это мой любимый напиток, — ответила Маша с доброй открытой улыбкой. — Он всегда напоминает мне, что даже в нашей горькой жизни всегда есть место сладким моментам.

— Угу, — согласилась мокрая блондинка, наслаждаясь теплом керамики в своих ладонях. Её несказанно удивляло, что по непонятным причинам с каждой минутой эта странная Мария нравилась ей всё больше.