Ничего

Ему не было дела до своей рабочей тележки, которую от так и оставил в кухонном коридоре, рядом с покоцанной новогодней елью, дожидавшейся, когда её выкинут. Он без всяких церемоний и прощаний выскочил за ворота замка Недосягаемых Умыслов и проскакал мимо привратницкой, где его даже не заметили. Он с осторожным любопытством осмотрел пару трупов, которые почему-то забыли закинуть на подъёмно-транспортную ленту кучер с форейторами, да так и уехали. Он с нарастающим драчливым вызовом пригляделся к луне, приметив, что сегодня она слишком подозрительно лучится добродушным марципаном. Он услышал какие-то неповоротливые храпы и хрипы, доносящиеся из узких окон-бойниц пыточной башни, и было совсем неясно, являются ли причиной этих звуков сонные видения палачей или муки, запытанного до смерти, кухаркиного мужа. Во всём, к чему не прикасался взор кролика Слона, ему виделись грядущая катастрофа и хаос.

– Невероятные бедствия затеял наш вздорный старикашка. – сказал кролик Слон про мистера Жжуть, когда отошёл подальше от замка Недосягаемых Умыслов. – Я предчувствую колоссальную погибель человечества и прочего сущего. Да и собственную погибель тоже чувствую, поскольку я-то, кролик, очень даже сущий! Можно сказать, мучительно сущий!.. И ведь непременно доколдуется этот старикашка до того, что и сам не удержится на престоле деспотии, а провалится в некую сквозную дыру, растянутую от одного полюса земли до другого, вылетит в воронку бесконечности. А затем подлая пыль покроет лоскутья мёртвых городов, ужасами мрака заклубятся небеса, и одинокие голодные вопли, случайно оставшихся в живых, ознаменуют крики из театрального партера, словно крики из могил: давайте дальше спектакль, жулики! обещали второе действие!..

– Кто обещал? – оторопело вопросил театральный занавес (который, конечно, сам по себе вообразился кролику).

– Духовные перипетии обещали, им дано право на подобные обещания. – сказал кролик Слон. – И я обязательно что-нибудь соображу, чтоб не подвести их, я постараюсь повоевать и за себя и за всех!.. За нашу и вашу свободу!.. Я как раз сейчас понял, почему одни люди одержимы поступками, а другие – обязанностями, и почему это не всегда срабатывает всем на пользу. Я решился на такой героический поступок, который никого не оставит равнодушным, я обязательно что-нибудь соображу для спасения мира.

– Да хотя бы пивка завезите в театральный буфет! – послышалось требование от занавеса. – Иногда приходят на спектакль вполне себе почтенные мужчины, а пить им приходится яблочный сок. Стыдно за культурное учреждение.

Будет и пивко.

глава вторая, в которой силы добра точат коготочки на силы зла

I

Поверьте, целью моих бездоказательных россказней не является запугивание или создание этакой словесной ловушки, свалившись в которую, читатель проклинает всяческих борзописцев, а затем всю жизнь трепещет в мелкобуржуазной неврастении. Нет, я не таков. Просто, возлюбивши ИСТИНУ во всех её проявлениях, я обо всём и всегда говорю напрямую, без утайки. И про беду, и про радость.

К примеру, я уверен, что читателю будет небезынтересно узнать, что наш уникальный мир неоднократно балансировал на грани исчезновения. Не только природные стихии или космические аномалии обрушивались на головы незадачливых жителей, но и авторитарно-смутные силы покушались на существование цивилизации, внедряли в законное положение вещей разрушительные частицы, глумились над баллистическими возможностями человеческой психики. Я сам, признаюсь, не большой любитель защищать человеческую психику (поскольку немало настрадался от этой самой психики, точнее говоря, от преизбыточной её поверхностной части), но лучше немного пострадать, когда достаётся поделом от внимательных друзей и ревнивых подруг, чем терпеть несусветные козни врага. Белые флаги никогда не готовят заранее, а кроят при необходимости из сподручного материала.

Первое, хорошо всеми позабытое, покушение на существование мира произошло ещё в те времена, когда землю населяли всего два племени. Территории их обитания разделяла небольшая речушка, пересекать которую не дозволялось – под страхом смертной казни – даже рыбам. Историки называют племена «балаболами и баламутами», но, скорей всего, это современная понятная для нас интерпретация чудом сохранившихся древних субстратных звуков. Собственно говоря, вся тогдашняя катастрофическая кутерьма и заварилась на специфике извлечения звуков. Если большую часть времени балаболы и баламуты проводили с молчаливыми статично-деревянными улыбками на лицах, то в минуты упоения, выказывающего хвалу небесам, извлекали вопли не столько восторженные, сколько кликушеские и припадочные. Что не могло радовать долгоиграющую проницательность властьимущих.