Ничего больше

– Я рада. Но давай останемся друзьями. Никаких прикосновений, никаких поцелуев, – предложила она, понизив голос, и отвернулась от меня, – и уж точно не хватать за бедра, не щекотать за ушами и не целовать взасос.

Она откашлялась и выпрямила спину.

Я тоже покашлял и поискал полотенце, чтобы вытереть вспотевшие ладони.

Ее слова застали меня врасплох, и я перенесся во времени на две минуты назад, когда играл роль героя-любовника. Она едва не застонала, когда голосом рокового соблазнителя я произнес: «Я тебя украду».

В голове прокрутился список романтических комедий, и ход моих мыслей изменился.

– Следующим шагом в нашем договоре будет предложение дружбы с бонусами, после чего, прежде чем согласиться, мы будем спорить секунд тридцать, – сказал я. – А месяц спустя один из нас влюбится, и это все запутает. Еще через месяц у нас будут идеальные отношения или полная катастрофа. Золотой середины не существует. Это бесспорный факт, не раз доказанный кинематографом.

Мне нравилось, что я могу быть с ней полностью откровенным. Она не раз становилась свидетелем моих промахов и, наверное, к этому привыкла. Другого опыта у нее не было, и вряд ли она возлагала на меня большие надежды. Нора смеясь кивнула. Ее омлет подрумянился, и в кухне стоял изумительный аромат. Она переложила омлет на тарелку и вдохнула исходивший от него пар.

– По рукам. – Нора заправила выбившуюся прядь волос за ухо. – Мы можем обойтись без этой байды и остаться друзьями. У меня нет времени на разборки с двадцатилетними девушками, которым в первую очередь не стоит пить на публике.

Она сказала это так по-взрослому, что я почувствовал себя ребенком, которого отчитывает мама.

– Я строю карьеру в процветающем городе и не хочу все испортить из-за хорошенького мальчика-студентика.

То, что она назвала меня «мальчиком», задело мое и так уже раненое самолюбие. Мне вот-вот стукнет двадцать один, и у меня больше общего с людьми возраста моих родителей, чем с «мальчиками» из колледжа. В кампусе меня дважды останавливали студенты, принимая за преподавателя. У меня взрослый вид. Это правда, и мама так говорила.

Тьфу! Я постоянно ссылаюсь на маму, может быть, я действительно еще ребенок? Это несколько обидно.

Я думал, что Нора воспринимает меня как своего ровесника, но оказалось, что для нее я просто малолетка для развлечения.

– Значит, френдзона. – Я улыбнулся ей, и она кивнула.

С этих пор и Норе, и Дакоте я буду только другом.

Я не допущу никаких недоразумений.

Ни за что.

Глава восемнадцатая

Я не слышал о Дакоте уже две недели. После того как посреди ночи она ускользнула из моей кровати, Дакота не давала о себе знать, не отвечала на мои звонки и на эсэмэски. Возможно, я зашел слишком далеко, докучая, когда она явно не хотела разговаривать, но мне хотелось убедиться, что с ней все в порядке. И сколько бы я ни напоминал себе, что это больше не мое дело, поверить в это не мог. Или мое сердце не хотело с этим смириться. Может, и то и другое. Я достаточно неплохо знал Дакоту и понимал, что, если ей нужна независимость, она ее добьется и никто не сможет этому помешать.

Непривычным было лишь то, что на этот раз она хотела освободиться от меня.

С тех пор как мы с Норой решили остаться друзьями, я дважды виделся с ней, но говорил только раз. Друзья без поцелуев. Друзьям не до поцелуев, и они о них не думают.

Я продолжал над этим работать. Нора приходила к нам так же часто, но уходила раньше, а я возвращался из кофейни позже обычного. Я задерживался и помогал Поузи закрывать заведение. В последнее время моя напарница работала и за себя, и за Джейн, так что я не мог не прийти на выручку. Казалось, Поузи разрывается на части. Я не хотел быть назойливым и лезть в ее жизнь, но я хорошо чувствую людей. За долгие часы работы рука об руку мы крепко подружились. Она все больше рассказывала о своей жизни, пока мы мыли тарелки и очищали от молотого кофе все уголки и щели «Мельницы».

Мне нравилось находиться в ее компании. Я был одинок и впитывал наши разговоры, как губка. Вникая в детали жизни подруги, я чувствовал большую сопричастность этому огромному миру. Она родилась и выросла здесь – коренная жительница Нью-Йорка. В ней было то, что миллионы людей в этом городе стремятся имитировать. Ее семья жила в Квинсе. Когда ей было пятнадцать лет, ее мама умерла. Лайла и Поузи переехали в Бруклин к бабушке.

Приятно поговорить с кем-нибудь о всякой чепухе и послушать рассказы о чужой жизни, выслушать чужие мнения и мысли, когда не хочешь обдумывать собственные.

Я не хотел думать о Дакоте, не хотел скучать по Норе. Если мне нравятся сразу две девушки, я плохой человек?

Хотя на самом деле я сомневался, нравится мне Нора по-настоящему или меня просто к ней влечет. Я не слишком хорошо ее знаю, чтобы сравнивать отношение к ней с моими чувствами к Норе…

То есть к Дакоте.

Вот черт, запутался!

Трудно ли мне быть вдали от них обеих? Я любил Дакоту несколько лет и знаю ее, как никто другой. Она – моя семья. Половина моего сердца принадлежит ей.