Ничего для себя. Повесть о Луизе Мишель

«Как прекрасно, — часто думала она, — что мы с мадемуазель Пулен ко всему относимся одинаково, и какая страшная беда, что доктора не в состоянии хотя бы замедлить течение ее болезни». Высокая температура, лихорадочный блеск глаз, пылающие щеки — все свидетельствовало о близости трагического исхода. А сама Пулен, с ее кроткой самоотверженностью, лишь улыбалась в ответ на сетования. «Ах, дорогая Луиза, — говорила она. — Не надрывайте из-за меня себе сердце. Я рада: рядом с вами мне удалось кое-что сделать на этой грешной и не особенно уютной земле!»

Но занятия в классах, где Луиза преподавала естествознание, историю и литературу, были для нее только прелюдией того часа, когда, наскоро проглотив немудреный обед, она с головой окуналась в кипящий страстями водоворот, каким и представлялся ей и каким на самом деле был в то предгрозовое время Париж.

Да, город был похож на вулкан накануне извержения! В организованных Варленом дешевых кооперативных столовых «Marmite»[9], в кафе и трактирах произносились такие речи, каких парижане не слышали с июня сорок восьмого. Любимцы рабочих предместий — Флуранс и Делеклюз, Варлен и Ферре, Лефрансе и Риго выступали повсюду, разоблачая преступления Империи. Возвращаясь домой, Луиза писала в своем дневнике:

«Гнев, накоплявшийся в течение двадцати лет, прорывается неудержимо. Мысль освобождается; книги, проникавшие во Францию лишь контрабандой, издаются в Париже. Испуганная Империя надела маску «либеральной», но никто этой демагогии не верит… Париж все больше освобождается от Бонапарта. Крылья усатого орла отяжелели, налились свинцом. Революция зовет под красные знамена всех, кто молод, умен и горяч».

Сердце Луизы в те дни согревало не только сознание, что опа служит делу освобождения. В ее душе навсегда поселились дорогие ей люди — Тео и Мари Ферре.

— Что с тобой, дочка? — радостно удивлялась Марианна. — Ты прямо расцвела!

— Ах, мама! — смущенно отмахивалась Луиза. — Я чувствую близкое дыхание революции!

— Только ли? — не унималась мать.

— Оставь, мамочка! Ты мешаешь мне сосредоточиться!

Наступили летние каникулы. В последний день ученицы явились с букетиками фиалок — старшеклассницы прощались со школой навсегда, остальные — до осени. Бедняжка Пулен не могла удержать слез: «А я, вероятно, и не увижу вас больше, разве летом добрый случай столкнет на улочке родного Монмартра. Счастливой и светлой вам жизни, девочки!»

Наконец-то Луиза почувствовала себя по-настоящему свободной. Если бы не болезнь Пулен, она считала бы, что вполне счастлива.

После полудня, как было накануне условлено, в одном из кафе на бульваре Сен-Дени она встретилась с Теофилем. Укрывшись за кадкой с пальмой в безлюдном уголке и обложившись газетами, он торопливо писал, ядовито посмеиваясь в бороду.

— А, Луиза! Рад видеть!

Она уселась напротив, гарсон принес кофе, и Луиза не спеша пила, любуясь нервными сильными руками Теофиля. Он вскинул на нее взгляд.

— Извините! Сейчас кончаю…

Да, ей все нравилось в этом человеке: его аналитический, пронзительный ум, порывистая страстность, принципиальность, его глаза, руки, голос. Искоса поглядывая на свое отражение в зеркале напротив, Луиза вздохнула: вот когда ей особенно хотелось быть красивой и молодой… Моложе хотя бы на десять лет!

Когда Теофиль закончил статью, они отправились в Латинский квартал, где их должны были ждать Риго и Мари.

День был удивительно прозрачный, цвели белые и розовые свечи каштанов, по-весеннему нежно зеленела листва, щетинились неподстриженной травой газоны, немолчно звенели птицы.

Риго и Мари они нашли в кабачке у Пантеона. Рауль — оживленный, сияющий. Желтые перчатки — на стопке журналов.

— Ну как? Отпечатали? — спросил Ферре, присаживаясь к столику.

— Вот! — Рауль с торжеством придвинул журналы Теофилю. — Любуйтесь, гражданин Ферре!

Швырнув на соседний стул шляпу, Теофиль перелистывал странички, а Риго смотрел на него с победоносной улыбкой. Но вот Ферре вскочил, обхватил Рауля за плечи, и они так расхохотались, что многие в кафе оглянулись.

— В чем дело? — спросила Луиза, обиженная тем, что Большие Гавроши не посвятили ее в очередную проделку. — Что, Мари?

Девушка потянула Луизу за рукав, усаживая рядом, дала один из номеров журнала. Это издание Луиза видела впервые: «Природа», научно-популярный ежемесячник для юношества. Номер первый.

— Не понимаю…

— Читай вот здесь. Читай вслух, Луизетта! И Луиза принялась читать: