Ничего хорошего

В отсеке первого класса оказалось всего двенадцать мест, и половина из них была свободна. Я села у иллюминатора, достала из сумки несколько журналов, надела тапочки, предоставляемые авиакомпанией, и свила себе удобное гнездышко из подушки и пледа. Майк заказал мне «Девар», а себе двойной «Джеймесон» — так он начал приводить в исполнение план по приобщению меня к ирландскому виски.

К тому моменту, как мы набрали высоту, в иллюминатор уже не было видно ничего, кроме темного неба и огоньков других самолетов под нами. Мы с Майком уже выпивали по второй, закусывали жареными орешками и спорили, что заказать на обед. Алкоголь заставил меня расслабиться, и я уже не так переживала из-за обстоятельств знакомства с Дрю. У меня будет достаточно времени, чтобы прояснить этот вопрос, когда мы вернемся в Нью-Йорк. Я была счастлива оказаться в шести милях над землей, вне досягаемости пейджеров. Я наслаждалась полетом и свободой от мира.

Пока разносили еду, Майк что-то без умолку рассказывал. О старых делах, о своих бывших любовницах, о нераскрытых убийствах, о жертвах, которых так и не опознали. Когда принесли мороженое и бренди, было почти десять вечера. Я опустила спинку кресла. Мы летели где-то к востоку от Гренландии.

— Если бы ты могла быть кем угодно, то кем бы стала?

— Что?

— Никогда не задумывалась над этим? Никогда не пыталась сбросить свою шкуру и притвориться кем-то еще? — спросил Майк. — Назови мне трех людей — ныне здравствующих или уже нет, не важно, — которыми ты бы хотела быть. Просто пофантазируй, никаких «я не смогу». И не называй мне мать Терезу, Альберта Эйнштейна, Джонаса Солка[26] или Клару Бартон[27]. Давай поиграем, с кем бы ты поменялась местами, если бы могла?

Я сидела в кресле, пождав ноги и закутавшись в одеяло. Обхватив бокал руками, я обдумывала ответы.

— Первый вариант — Шекспир.

— Ты? Никогда бы не догадался. Я знал, что ты любишь красивые шмотки, но не думал, что тебе нравится переодеваться в мужчину.

— Я просто не могу представить себе гения, который создал все эти прекрасные произведения — их язык, темы, образы, столько разных миров и идей. Возможно, мне бы понравилось даже быть миссис Шекспир — ждать его по вечерам, чтобы он приходил и зачитывал мне строчки, над которыми работал весь день. Быть музой великолепной поэзии. Мне кажется, никто ни до, ни после него не смог так раскрыть красоту языка.

— Значит, вот что тебе нравится? Я хочу сказать, ты что, читала все его пьесы?

— Не все, но любимые могу перечитывать много раз. В основном трагедии и хроники. Хотя, конечно, эти хроники по большей части тоже трагедии, — я приподняла голову с подушки и посмотрела на Майка. — Думаешь, со мной что-то не так, да? Потому что мне нравятся трагедии? И загадочные убийства, и моя работа, такая специфическая...

— Ты только сейчас догадалась?

— Нет, просто иногда это становится очень заметно. А кем бы хотел быть ты?

— Нилом Армстронгом. Первым человеком, побывавшим на Луне. Быть самым первым из всего человечества...

— Время вышло, — я нажала кнопку на подлокотнике кресла и изобразила звук, как бывает в телевикторинах во время неправильного ответа. — Ответ неправильный. Ты боишься летать, ты не можешь быть астронавтом.

— Я просто хочу быть парнем, который первым ступил на Луну. Я ничего не говорил о полетах...

— Так нечестно. На Луну можно попасть только одним способом, а тебе он совершенно не подходит. Слишком долгий полет, никакой выпивки. Следующий вариант.

— Хорошо, — он задумался. — Обычно я меняю выбор в зависимости от того, чью биографию читаю. Но обычно это Веллингтон. Великий стратег — гений, выигравший Ватерлоо. Хотя иногда это Наполеон. До Ватерлоо. Вот откуда я черпаю образы — из 1815 года. Правда, иногда, мой выбор падает на Ганнибала, того, кто перевел слонов через Альпы. В общем, думаю, ты поняла мой типаж — великий генерал, ведущий войска в битву. Умереть, сражаясь, и все такое. А кто идет вторым номером у тебя?

— Тут ничего необычного. Балерина, — я посмотрела на часы. — Прямо сейчас кто-то другой сидит на моем месте в Американском театре балета и вздыхает, наслаждаясь мастерством Кэтлин Мур. Это искусство, которое не терпит несовершенства — публика видит любую ошибку, оплошность или некрасивое движение. Мне очень хотелось обладать такой же грацией и элегантностью. Наталья Макарова — вот кем я хотела бы быть больше всего. Но и тут у меня богатый выбор. Я бы не отказалась ни от Ферри, ни от Кент, ни от Мур. Хотелось бы мне танцевать, как нимфе, и раствориться в музыке. Знаешь что? А ведь даже в балете мне больше нравятся истории с трагическим концом. Может, мне стоит поволноваться по этому поводу?

— Уже поздно. Ты когда-нибудь танцевала ведущие партии? Ну, когда училась в балетной школе?

— Царицу виллис. Такова моя судьба. Мне не доставалась ни Одиль, ни Коппелия, ни принцесса Аврора.

— Что за виллисы такие? Никогда о них не слышал.