Ничего кроме правды

Это Отдать — Всё-Ради — Музыки возымело свои последствия. В школе не было никого, кто учился бы так же ужасно, как я. Стоило мне хоть чуть–чуть нарушить правила, как это сразу бросалось в глаза. 365 дней в году учителя мечтали выкинуть меня из школы. Если у других было по 2 выговора в классном журнале, то у меня было 75: «Дитер швыряет щёткой для обуви в одноклассников», «Дитер ковыряет пальцем в пупке», Дитер то, Дитер это. Каждый день, каждую неделю. Я чаще пребывал за дверью, чем на уроке. Я изводил их всех. «Дитер, сообщи, когда будешь готов отвечать» — говорили мне. А я через несколько минут: «Да, спасибо, я готов». Менее всего я щадил учителя музыки, его я считал наиболее достойным презрения — он не умел играть на фортепиано, не умел играть на гитаре, вообще ни на чём. Ему я не давал вставить ни слова на уроках. В конце каждого полугодия мой дневник был полон плохих оценок. Возможно, так и тянулось бы целую вечность, если бы не один взрослый, который имел право сидеть у нас дома на кушетке и есть бабушкин земляничный торт. Человек, которого я, после всех нулей и ничтожеств на моим жизненном пути, принял наконец–то всерьёз: образованный, сверхумный, профессор, доктор технических наук мой дядя Гейнц. Если Вы удивитесь: мол, откуда взялся такой в семье Боленов? — отвечу: не знаю. Он–то и взял меня в оборот: «Послушай, Дитер," — говорил он, — «или ты поднапряжёшься и круче всех сдашь выпускные экзамены или будешь работать, как один из тех халтурщиков на стройке у твоего отца — лопату в руки и вкалывай, пока не понадобится врач». Это меня действительно испугало, мне ведь приходилось помогать отцу в работе, и я был уверен: всё, что угодно, только не строительство! Каждый раз после того, как я таскал камни, меня рвало. Физический труд был определённо не для меня, и становиться дегустатором на очистных сооружениях в Эверстене я тоже не хотел. Это было ключевое событие моей жизни, тогда–то я и очнулся. Я начал лицемерно льстить моим учителям, тем, что состояли при партии социал–демократов. Писал в сочинениях фразы типа «я против капитализма» или «война монополизму». Ходил с учителями пить пиво и вдруг стал получать хорошие оценки. Вынужден признаться: я расточал клейкую лесть направо и налево. Помню, как помогал кому–то из учителей вешать дома занавески. Отвратительно, но, тем не менее, «отлично» по немецкому. Бабушка не уставала мне повторять: " Всё, что делаешь, нужно делать на 100 % или вообще не делать». Фраза, в которой ужасно много правды! Итак, я использовал целый горшок лести. Почти полкило! А в самой середине этого соуса лицемерия — моя цель: мой учитель д-р Кнаке, среди социал–демократов носивший кличку Важный Вилли, которому я особенно хотел понравиться. С ним я начал ходить на собрания СПД.

Мне казались клёвыми эти встречи, где говорилось о мировой политике, о братстве, и где после восемнадцатой кружки пива все были равны — потому что все были одинаково пьяны.