– Он, может быть, хотел вам сказать, как много значили для него вы.
4 х 4
Пикап вдруг резко тормозит. Посреди дороги, в клубах пыли. Сзади, в кузове, нас бросает друг на друга. Крики. Хруст. Одного поденщика выбросило. Он поднимается, смеясь, – и падает в обморок, увидев свою левую руку, выгнутую пониже локтя под неестественным углом. К нему кидаются женщины. Водитель с окровавленным лицом воздевает руки к небу, сам не свой от гнева. Он заглядывает под внедорожник. На обочину. Ничего. И вот он вопиет:
Меня вдруг отбрасывает на пять лет назад. Когда мой ум силился объяснить то, чему не было объяснения. Мой инстинкт той поры. Тогдашний идеальный мерзавец был обязан найти зацепку, чтобы не платить. Я прошу снять колеса. Улыбаюсь. Я так и знал. Клапаны и гидравлическая камера дисковых тормозов были заменены китайскими или корейскими подделками. Контрафактная сталь расплавилась, и клапан заклинило, прокладка практически прилипла к дискам, что и повлекло резкую остановку пикапа, выгнутую под прямым углом руку поденщика и крики женщин.
Я снял передние диски, перекрыл доступ жидкости, проверил работу задних тормозов. Вот так, теперь два больших колеса можно поставить на место. Паскуаль смотрит на меня глазами ребенка, хотя по возрасту годится мне в отцы.
Паскуаль берет меня за руку. Рассматривает ее, точно драгоценный камень. Ты – доктор всех вещей.
Эта самая рука выстрелила в мою дочь пять лет назад.
700
– Вы еще думаете о смерти?
– Нет.
– Что вы хотели унести с собой в ту ночь?
– Проклятие.
– Вы подумали о горе тех, кто останется?
– Покоя хотелось больше. Я подумал, что они поймут.
– Что поймут?
– Понять – значит сделать гигантский шаг навстречу. Это начало прощения.
– Вы хотели, чтобы вас простили за то, что вы собирались сделать?
– Нет. Я только хотел, чтобы они поняли, что у меня не было другого выхода.
– Вы не хотели прощения?
– Это невозможно. Не так давно родители убили двух своих детей, после чего повесились. Они оставили записку.
– Вы сказали, что у вас не было другого выхода.
– Все казалось мне смехотворным в сравнении с тем, что пожирало меня изнутри.
– Зверь, о котором вы говорили?
– Настал момент, когда он решал за меня. Вы знаете, что будет кровопролитие, но знаете и то, что после все будет кончено. Что вы не будете больше страдать.
– Почему Жозефина и Леон?
– Мне было страшно.
– Страшно?
– Я сказал себе, что, если они не проснутся, ничего плохого с ними больше не случится.
– Не проснутся, как ваша сестра Анн?
– Как моя сестра Анн.
– Вы никогда не думали, что Анн, быть может, предпочла бы жить, будь у нее выбор?
– Это все праздные вопросы.
– Мне виднее.
– Я думаю, она любила жизнь. Наверно, она бы хотела жить, как Анна.
– А ваши дети, вы не думали, что и они хотели бы жить?
– Они бесконечно страдали из-за развода.
– Как многие дети.
– Леон снова стал писаться по ночам. Жозефина отстала в школе. Компетентные люди подозревали расстройство от недостатка внимания. Оба ходили к психологу. Натали предложили более высокую должность в Лионе. Они с арт-директором собирались перебраться туда. Семьсот километров между нами. Больше не видеться. Не соприкасаться. Не быть вместе. Им не нравилась такая жизнь.
– Вы их спрашивали?
– Я не хотел для них такой жизни.
– Коль скоро у вас здесь не было больше работы, вы почему-то не подумали переехать в Лион. Начать новую жизнь там. Чтобы быть ближе к ним.
– Я не хотел строить свою жизнь, подлаживаясь под женщину, которая мне изменяла. Которая меня бросила.
– Я говорю о ваших детях.
– У меня не было сил.
– А может быть, дело, скорее, в том, что ваши дети не выбрали вас? В том, что они последовали за матерью? В том, что вас в очередной раз бросили? Сначала ваша мать, потом жена. Ваш работодатель несколько месяцев назад, ваш отец прямо сейчас. Дело в том, что вернулся этот ужас. Вы сказали мне на днях, что бросили вашу мать, простите, что не навестили ее в Баньоле, потому что она вас не любила.
– Любовь тоже убийственна.
– Нехватка любви, вы хотите сказать.
– Нехватка любви.
– Почему именно в эту ночь?