Ничего личного...-2

Роджерс остановился и привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть говорившего.

— Хочешь что-то сообщить? Выйди сюда.

Амадео получил хороший удар под ребра, когда нежданный свидетель прошел мимо. Выпрямившись, увидел Кудрявого, который с застенчивой улыбкой встал напротив Роджерса. Тот недовольно скривился: этот тип оставался проблемой для всего блока, даже несмотря на то, что его дружка перевели отсюда подальше.

— Что ты хотел сказать? — спросил он. — Не тяни резину.

— Дело в том, господин надзиратель, что, — Кудрявый оглянулся на Амадео и торжествующе улыбнулся, — я слышал, как Йохан Торн спорил с этим погибшим заключенным. Громко так, вот я случайно и подслушал.

— Правда? — Роджерс не отводил взгляда от Кудрявого, хотя все головы в шеренге повернулись к Йохану. — И о чем же они спорили?

— Да конечно об этом арист… ээ… об Амадео Солитарио, господин надзиратель.

— Да что ты… — начал Йохан, но Амадео наступил ему на ногу.

— Тише. Сделаешь только хуже.

— Но он…

— Я сказал, тише, Йохан. Ты тут ни при чем, вот и не веди себя, как виноватый.

Кудрявый глядел прямо перед собой, торжествующе улыбаясь. Роджерс некоторое время с неприязнью изучал его, затем отправил обратно в строй.

— Приму к сведению. А теперь разойтись! — рявкнул он. — Отбой.

Амадео и Йохан вернулись в камеру. Последний пылал праведным возмущением, однако Амадео успокоил его, сказав, что доказательств причастности к этому преступлению все равно нет. Кудрявому нужно было взбаламутить воду, вот и все, а, учитывая его персональную нелюбовь к Амадео, бить он будет не напрямую, а использует Йохана.

Парень успокоился и полез на кровать. Амадео, удостоверившись, что гнев друга остыл, тоже улегся. Вскоре в блоке погас свет, и с верхней койки донесся тихий храп. Сам же Амадео долго лежал без сна, но наконец задремал. И когда через два часа дверь камеры распахнулась, даже не пошевелился.

* * *

Амадео плавал в темной дымке сна и никак не мог проснуться. Чувствовал, как кто-то трясет его, но не мог разлепить глаза.

— Солитарио! — рявкнул в ухо громовой голос. — Живо встал, или я тебя сам поставлю!

Амадео вздрогнул. Над ним возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой.

— Крепко же ты спишь, Солитарио. Как младенец. Неужели твоя совесть настолько чиста? Вставай.

Амадео поднялся и потер глаза, прогоняя сон. Второй надзиратель светил фонарем в камеру, заставляя щуриться.

— В чем дело?

— Что за чертовщина происходит? — Йохан сонно заморгал от яркого света, когда луч метнулся к нему.

— Солитарио, Торн, на выход, — скомандовал Роджерс. — Живее, я ждать не люблю.

Амадео потянулся за футболкой, однако второй надзиратель, Бенедикт, ударил его фонарем по руке. Дубинка, с которой он никогда не расставался, на этот раз болталась у пояса, а не крутилась в затянутой в перчатку руке.

— Не трать время, она тебе не понадобится.

Амадео прикусил губу. Удар пришелся по локтю и ощутимо отдался во всей руке от запястья до плеча. Спорить было себе дороже, поэтому он просто поднялся и вышел из камеры.

Некстати Бенедикт решил, что света больше не потребуется, и опустил фонарь — Амадео, ослепленный внезапной темнотой, налетел на надзирателя. Тот от неожиданности выронил фонарь, который стукнулся о пол и укатился под кровать.

— Солитарио, где у тебя глаза, мать твою?! — взревел он, наградив Амадео хорошим тычком в спину.

— Прошу прощения, — сипло ответил тот — удар выбил воздух из легких.

— Ты сам виноват, Бенедикт, — резюмировал Роджерс, выводя из камеры Йохана. — Лицом к стене, Солитарио, руки за спину, чтобы мы их видели. Торн, тебя тоже касается, хватит строить из себя сонную муху.

— В чем дело, начальник? — протянул тот, зевая. — Мы же ничего не сделали…

— Рты закрыть! — рявкнул Бенедикт, опускаясь на колени. Фонарь продолжал ярко светить, что свидетельствовало о том, что он каким-то чудом не разбился от удара о бетон. Затем надзиратель вышел и направил яркий луч между Амадео и Йоханом, которые послушно застыли у стены, заложив руки за спины. — Роджерс, начинайте обыск.

Амадео чуть повернул голову, но разглядеть, что происходит в камере, не удавалось. Их подняли среди ночи, выгнали наружу и теперь обыскивали камеру от пола до потолка.

— Как думаешь, чего это они? — шепнул Йохан, за что моментально получил в бок фонарем.

— Я сказал, закрыть рты! — рявкнул Бенедикт. — Какое из этих слов ты не понял, Торн?

Амадео едва заметно покачал головой, призывая Йохана хранить молчание.

Не прошло и минуты, как Роджерс вышел из камеры.

— Солитарио. Повернуться.

Амадео выполнил приказ и уставился на верхнюю пуговицу форменной рубашки надзирателя. В глаза смотреть не стоило, это могло вызвать очередную вспышку агрессии, которая, к примеру, у Бенедикта уже хлестала через край. Однако дубинку тот все еще не доставал, светя фонарем Амадео в лицо.

В руках Роджерс держал остро заточенный карандаш и махал им перед носом Амадео. На дереве виднелись плохо отмытые красные потеки.

— Это твой?

— Нет. Не мой.

— Не смей врать, карандаш найден в твоей камере.

— Я не вру. Это не моя собственность.