Ничего личного

– Что мне нужно делать? – спросил Иван.

– Вот ключи от моей квартиры. Сейчас заедешь ко мне, в кабинете за картиной с пейзажем найдешь сейф. Вот код. – Андрей оторвал кусок от лежащей на столе газеты, быстро написал ряд цифр, протянул Ивану. – В сейфе – наличные. Оставь тысячи полторы, а остальное забери. И все бумаги, которые там есть, тоже. Потом поезжай на место, осмотрись.

– Сделаю. – Иван кивнул, а потом сказал: – Уничтожьте свой мобильный, вы же умерли.

– Лучше бы это и в самом деле был я. – Андрей горько усмехнулся, а потом раздавил телефон каблуком.

* * *

Иван вернулся только под утро, уставший и продрогший до костей. За то время, что его не было, Лиховцев о чем только не думал. О Громе, который погиб по его вине. О Кате, которая сбежала ни с того ни с сего. О Семе, который исчез без предупреждения. О человеке, который так сильно ненавидел Андрея, что решился на убийство. О мотивах этого убийства.

Мотивы были, Андрей в этом не сомневался, требовалось лишь понять, какие именно. Вот только туго у него выходило с пониманием. Не сходилось, не получалось. А то, что сходилось и получалось, о том даже думать было тошно. И он не думал, запретил себе подозревать кого бы то ни было без веских доказательств, волевым усилием взял и запретил. И вместо того, чтобы искать черную кошку в черной комнате, думал о Кате, о том, что теперь, когда он официально мертв, она не сможет с ним связаться. Если вообще захочет связываться…

А у Грома больше никогда не будет собственной мастерской, и клубных девчонок ему больше никогда не очаровать, потому что самого Грома больше нет. По его, Андрея, вине нет! И теперь он использует смерть друга в собственных интересах, и придется как-то с этим жить. Не подлость ли это? Андрей не знал. Не мог разобраться даже в самом себе. Что уж говорить о других людях!

– Плохие новости. – Иван смахнул с непокрытой головы снежинки.

Хороших новостей Лиховцев уже не ждал, но все равно в груди что-то сжалось, а потом ощетинилось шипами.

– Я только что из больницы, у вашего деда там, на переезде, прихватило сердце.

– Насколько все серьезно?

– Не знаю. Он приехал вместе с Силантьевым, держался молодцом, с врачами разговаривал, с ребятами из опергруппы, на вопросы отвечал. Я еще подумал, что он кремень, а он к машине своей подошел, за грудь схватился и упал.

– Что врачи говорят?

– Говорят, состояние стабильно тяжелое.

– А прогноз какой?

– Не дают они никаких прогнозов. Говорят, рано еще.

Андрей потер шрам, вслед за Иваном прошел на кухню, тяжело опустился на табурет… Их вечная конфронтация с дедом, их взаимная неприязнь позволяли надеяться, что известие о смерти внука не станет для Старика слишком сильным ударом. Выходит, он ошибался? Выходит, он совсем не знал своего деда?

– Большой босс у нас мужик крепкий, он поправится. Вот увидите. – Иван поставил на огонь чайник, посмотрел искоса: – Андрей Сергеевич, есть еще новости. Там, – махнул он рукой куда-то в сторону окна, – все абсолютно уверены, что за рулем были именно вы.

– Почему? Ты же говорил, что Гром… что водитель сгорел.

Иван потер красные от усталости и бессонницы глаза.

– На насыпи нашли фрагмент руки… На ней татуировка…

– Нет. – Андрей замотал головой. – Не должно быть татуировки! У парня, который погиб вместо меня, на теле не было татуировок.

– Но она была. И Силантьев сказал, что это ваша. – Иван задумался, подбирая верное слово: – Что это ваша химера.

– Сам ты ее видел? – Андрей дернул ворот рубашки с такой силой, что на пол посыпались пуговицы, повернулся плечом к Ивану. – Она похожа на эту?

Иван долго и внимательно рассматривал химеру, а потом наконец сказал:

– Один в один.

Значит, Гром все-таки решился: поборол свой страх и сделал татуировку. Причем точно такую же, как у друга. Гром во всем стремился ему подражать, даже в таких вот мелочах…

– Этот человек, который погиб… – Иван замялся.

– Он был моим другом.

– Простите.

– Не надо извиняться, и давай на «ты».

– Это нарушение субординации.

– О какой субординации речь?! Я же умер.

– Хорошо. – Иван вышел из кухни и тут же вернулся с пластиковым пакетом. – Чуть не забыл, это из сейфа.

– Спасибо, нам это пригодится.

– Я пытался дозвониться Семену Антоновичу, его аппарат по-прежнему недоступен. Думаете… думаешь, это он?

– Нет. – Андрей мотнул головой. – Это не он.

– Хорошо. Шеф – мировой мужик. Но сейчас Семен – подозреваемый номер один. Взрывное дело знает, к твоей машине свободный доступ имел и исчез за несколько часов до преступления. Странно.

– Странно. – Андрей потер шрам.

– И твоя жена тоже исчезла.

– Исчезла. – Как бы он хотел не согласиться, опровергнуть и первое, и второе утверждения! Но крыть было нечем, доводы сердца не могли пересилить доводы разума. И лучший друг, и его жена Лиховцева исчезли почти в то же самое время, когда его джип взлетел на воздух.

Из задумчивости Андрея вывела настойчивая трель, кто-то звонил в дверь…

* * *