Ничего личного. Как социальные сети, поисковые системы и спецслужбы используют наши персональные данные

Но это, как и многое другое, что говорят Цукерберг и Сэндберг, совершенно неверно. Наличие нескольких идентичностей — гражданина, друга, работника, женщины, родителя, приятеля по сети — как раз, наоборот, свидетельствует о целостности человека, который не хочет смешивать свои различные социальные роли. И, как признают всё больше молодых людей, для того чтобы сохранить свою «аутентичность» в цифровую эпоху, нужно покинуть Facebook и найти себе менее освещенное место для пребывания в Интернете{174}.

Вдохновленный трудом Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», американский социолог Роберт Мертон предложил концепцию «непреднамеренных последствий» целенаправленной социальной акции. История Facebook прекрасно подтверждает его теорию. Facebook была замышлена с целью объединить нас в виде счастливой глобальной деревни. Но произошло обратное. Вместо того чтобы объединить нас, как показало исследование, проведенное в 2013 г. психологом из Мичиганского университета Этаном Кроссом, Facebook делает нас более завистливыми и несчастными{175}. Не устанавливает он и доверительных отношений: как показал проведенный в 2014 г. агентством Reason-Rupe опрос в США, всего 5 % респондентов готовы доверить Facebook свои персональные данные — значительно меньше, чем доверяют Федеральной налоговой службе (35 % опрошенных) и Агентству национальной безопасности (18 %){176}. А вместо радости, как показал опрос 600 пользователей Facebook, проведенный в 2013 г. Институтом информационных систем при Университете имени Гумбольдта в Берлине, Facebook заставляет более 30 % своих пользователей чувствовать себя более одинокими, обозленными или разочарованными{177}.

Ничто из этого не должно вызывать удивления. Так происходит, когда поддерживать разговор доверяют гику, который разговаривает, как компьютер. Так происходит, когда вы доверяетесь человеку, который полностью лишен способности к сопереживанию.

Распределенный капитализм

Чтобы объяснить децентрализованную архитектуру Всемирной паутины, Тим Бернерс-Ли любил сравнивать ее с системой капиталистического свободного рынка. «Я говорил людям, что Всемирная паутина похожа на рыночную экономику, — написал он в своей автобиографии. — В условиях рыночной экономики каждый может торговать с каждым, и для этого им не нужно идти на рыночную площадь»{178}.

Но в нынешнюю либертарианскую эпоху сходство между Всемирной паутиной и капитализмом вышло за рамки одной только архитектуры. Кремниевая долина превратилась в новую Уолл-стрит, потому что изобретение Бернерса-Ли стало носителем сетевой модели капитализма XXI в., предлагающей своим предпринимателям фантастическое финансовое вознаграждение по принципу «победитель получает всё». «Мы живем во времена, когда почти что угодно можно купить и продать» — так характеризует моральный философ Майкл Сандел «эру рыночного триумфализма», начавшуюся в конце холодной войны{179}. Интернет — этот, по словам Джона Дорра, «крупнейший создатель легального богатства за всю историю человечества», спроектированный учеными, работавшими на холодную войну, и достигший совершеннолетия в том же году, когда рухнула Берлинская стена, — стал особенно благодатной почвой для триумфализма идеологов свободного рынка наподобие Тома Перкинса. Разумеется, у Перкинса есть все основания чувствовать себя триумфатором. Ларри Пейдж и Сергей Брин сегодня стоят по $30 млрд каждый, благодаря тому что сумели успешно монополизировать рынок по покупке и продаже цифровой рекламы. Такое же состояние в $30 млрд сколотил себе и Джефф Безос за счет того, что в его «Магазине всего» предлагаются цены ниже и больше товаров, чем у конкурентов. А основатель и генеральный директор Facebook Марк Цукерберг накопил свои $30 млрд на монетизации дружбы.

За четверть века с момента изобретения Всемирной паутины Интернет прошел полный круг от запрета коммерции во всех видах до превращения абсолютно всего, особенно нашей частной жизни, в прибыльную деятельность. «Бизнес социальных медиа представляет собой агрессивную экспансию капитализма в наши личные отношения, — замечает генеральный директор сервиса Snapchat Эван Шпигель по поводу монетизации нашего внутреннего мира социальными сетями наподобие Facebook. — Нас просят хорошо себя представлять перед своими друзьями, подлаживаться к ним, работать над персональным брендом, а бренды учат нас тому, что аутентичность есть следствие совместимости с другими. Мы должны восхвалять нашу подлинную сущность и выставлять ее напоказ перед всеми своими друзьями, иначе мы рискуем себя дискредитировать»{180}.