— Иди, скажи ей, сейчас умоюсь и прийду. Будем чай пить.
— Егорыч, может тебе помочь, перевязать, помазать, а то ведь…
— Сам сделаю. Иди к ней, и чтоб весело всё!
Я прошёл в свою комнату и сел перед зеркалом. Картина Ван Гога. Губу, конечно, разнесло, нос распух, правда не сильно, на лбу косая царапина, под глазом тоже некоторая аномалия. Самое печальное, что нету зуба, но именно на него я возлагал теперь все свои надежды. Поправил бороду, кое-где помазал подгримировал, надел на кончик носа очки. Получилось более менее, осенил себя крестным знамением и вошёл к Аринке.
— Привет. Ну как ты тут у меня?
— Папик, ну где ты был так долго! — она протянула мне руки. — Что у тебя такое?
— Щас, несу чайник, — подхватилась Пальчикова и побежала на кухню.
— Что у тебя с лицом? — спросила Аринка дрогнувшим голосом, — тебя избили?!
Мне удалось рассмеяться.
— Нет, доча. Хуже! — сказал я.
— Как это, хуже? — удивилась она.
— Сейчас расскажу. Если б ты знала, куда я сегодня попал! Самое жуткое место на свете, врагу не пожелаю, сущая пытка, да ещё с приключениями.
— Папик, не пугай меня, где ты был?
— Не догадалась? Ладно, объясняю для непонятливых. Иду я из прачечной мимо поликлиники и думаю: время есть, надо решаться, а то уж какой день зуб ноет, как бы хуже не стало…
— Ты был у зубного врача! — обрадовалась Аринка.
— Лучше бы я там не был.
— Что больно, да?! — ужаснулась она.
— Главное, сначала сказал мне «будем лечить», а потом вижу с клещами в рот лезет, я его за руку: не договаривались! передний зуб всё-таки!
— А вот и чаёк, — подоспела Пальчикова.
Появились бутерброды, конфеты с печеньем.
— Говорит, корень гнилой, надо удалять, а я не могу, не готов. А он как сожмёт! Да как прихватит вместе с губой! Я как заору!..
Рассказ прошёл на ура. С каждой подробностью он становился всё правдивее и смешнее. Я не жалел красок, описывал как мы боролись за зуб, как сбежались на помощь медсёстры; я показывал как падал с кресла, как мы опрокинули столик с мединструментом, как потеряли мой зуб… Мне надо было чтобы они поверили в самые невероятные причины моих ран и ушибов, и мне удалось добиться этого, поскольку Пальчикова в конце рассказа умирала со смеху, а Аринка смеялась так заразительно, и так искренно, как наверное ещё не смеялась в жизни. Наше веселье то затихало, то возникало вновь, так мы сидели допоздна и всё не могли успокоиться…
Завет