Майкл МакКонвилл и его братья и сестры в 1972 году были еще детьми. Они жили в военной зоне, их мать забрали, они были вынуждены воровать и лазать по помойкам, чтобы найти пропитание. В такой трагической ситуации никто и не смотрел на календарь. Память – странная вещь. Хелен помнит, что в тот день, когда Джин вывели из зала бинго, младшие дети пошли в школу; Майкл помнит, что они остались дома. Наверное, дети МакКонвилл просто перепутали даты прошлых событий, а Джин в действительности допрашивали 29 ноября и увели 30 ноября. Но в первых интервью прессе и в сообщениях социальным службам в начале января 1973 года дети настаивали, что мать увели в начале декабря, а не в конце ноября. Если дата похищения верна, а на полицейский отчет, найденный О’Лоун, можно положиться, то, видимо, между первоначальным допросом с предупреждением и тем моментом, когда Джин МакКонвилл увели, прошло больше одной ночи. Если
В заключении О’Лоун есть и еще одна деталь, приводящая в замешательство. На протяжении десятилетий дети МакКонвилл рассказывали о той ночи, когда их мать пришла на помощь британскому солдату, раненному в «Дайвис Флэтс». Не один, а сразу несколько из них хорошо помнили подробности того вечера: семья сгрудилась в темноте квартиры; выстрелы стучали по бетонным коридорам; из-за двери слышались жалобные стоны солдата. Однако, сверившись с военными рапортами, О’Лоун не нашла никаких доказательств того, что в «Дайвис Флэтс» был ранен британский солдат. Возможно, рапорты содержат пробелы? Или, быть может, есть ошибка, связанная с характером ранения военного, или тем периодом в жизни МакКонвиллов, когда произошел этот эпизод. Невольно возникает сомнение, а не поступили ли дети МакКонвилл так же, как те, кто похитил их мать, не создали ли они легенду вокруг пропавшей женщины.
К тому времени, когда выяснилось, что Брендан Хьюз точно знал об исчезновении МакКонвилл, он сам уже умер. Но Долорс Прайс еще была жива. Когда в 2010 году газета «Санди лайф» опубликовала статью, МакКонвиллов потрясло, насколько свободно Прайс говорит о своем участии в операции, которая так много лет считалась тщательно охраняемым секретом. Майкл, жаждущий информации, через посредников передал Прайс, что хотел бы с ней встретиться. Но ответа от нее он не дождался. Хелен, услышав эту историю, бросила злой вызов властям: «Арестуйте эту парочку – Адамса и Прайс, – сказала она. – Как отвратительно, что люди, причастные к убийству моей матери, все еще ходят по улицам». Хелен понимала, что резидент Шинн Фейн и его оппонент, сделавший чистосердечное признание, возможно, сами «не нажимали на курок». Но они виноваты «точно так же, как те, кто это сделал».
Следующей весной, одним прохладным ясным утром, Эд Молони находился у себя дома в Ривердейл – районе Бронкса, когда вдруг раздался тревожный звонок. Бостонский колледж только что вызвали повесткой в суд. Министерство юстиции США, согласно договору с Соединенным Королевством о взаимопомощи, получило официальный запрос от Полицейской службы Северной Ирландии. В повестке содержалось требование оказать помощь властям «в отношении предполагаемого нарушения законов Соединенного Королевства, а именно убийства». В частности нужно было выдать «оригиналы пленок всех интервью Брендана Хьюза и Долорс Прайс».
Глава 27
Пленки из Бостона
«Если говорить о правовом статусе
и конфиденциальности, то я всегда склонялся к полной конфиденциальности и полной защите, – сказал Мэкерз. – Именно это и стало единственной причиной помещения их в американский университет!» Создатели Бостонского проекта собрали срочное телефонное совещание, чтобы обсудить ситуацию с повесткой. К Мэкерзу и его жене Кэрри (в пригороде Дублина) присоединились Эд Молони (в Нью-Йорке), Уилсон МакАртур, который проводил интервью с лоялистами (в Белфасте), а также Том Хэки и Боб О’Нейлл в Бостонском колледже. Хэки объявил, что говорил с президентом колледжа Уильямом Лихи, и тот заверил его: «Мы не позволим давить на своих интервьюеров и не дадим интервью».Мэкерз и Молони находились в состоянии паники. В течение многих лет они занимались архивом устной истории и представить себе не могли, что британские власти могут серьезно настаивать на выдаче записей. Сама мысль об этом казалась нелепой: еще несколько месяцев назад британское правительство вместе с правительством Ирландии вверили массу важной документации, связанной с процессом разоружения в период после Смуты, Бостонскому колледжу, понимая, что она будет опечатана на 30 лет. Могли ли чиновники из того же самого правительства сейчас реально требовать применить санкции к тому же самому университету?