В 2016 году в Театре Аббатства в Дублине состоялась премьера новой пьесы под названием «Сайпрес-авеню», созданной драматургом из Западного Белфаста Дэвидом Айрлендом. Это была скабрезная комедия, насыщенная «черным юмором» – история белфастского лоялиста по имени Эрик Миллер. Его дочь недавно родила девочку, но Эрика охватила мания безумия: ему кажется, что малышка похожа на Джерри Адамса. Сначала он говорит об этом в шутку. Эрик спрашивает свою дочь, не является ли президент Шинн Фейн настоящим отцом ее ребенка. Оставшись один с маленькой девочкой, он берет большой маркер и рисует черную бороду на щеках ребенка. «Борода Джерри Адамса» – это часть и сущность личности Джерри Адамса, – говорит Эрик. – Она символизирует его революционный дух, его страсть к конституционным изменениям. И сейчас, поседев, она укрепляет его статус
Эрика играл Стефан Ри. С тех пор как умерла его бывшая жена, он постоянно работал в кино и в театре и все так же не говорил ничего существенного о жизни или наследстве Долорс Прайс. Однако сейчас он играл человека, который одержим Джерри Адамсом. Маниакальное состояние Эрика усиливается, ему кажется, что он видит перед собой Адамса, угрожающего его личности – личности как белфастского протестанта, так и лоялиста. Он приходит к мысли о том, что ребенок
Слим, не сомневаясь ни секунды, отвечает:
– Да
Пьеса казалась веселой и абсурдной, однако конец заставлял задуматься. Это ведь некое исследование психического расстройства, описание Северной Ирландии как страны, охваченной какой-то чудовищной патологией, которая состоит в невозможности освободиться от прошлого.
– Это уже прошлое, – говорит Эрик Слиму.
– Нет, это
– Да нет же… Это прошлое!
Летом 2017 года дети МакКонвилл снова собрались вместе по поводу смерти от рака одного из двух младших братьев – Билли. Незадолго до смерти Билл и несколько его братьев и сестер свидетельствовали о детском насилии в учреждениях Северной Ирландии. «Через некоторое время я стал – как бы это сказать? – стал похожим на робота; вы понимаете, что я имею в виду? Потому что меня поместили в специальное учреждение», – сказал он. Умирая от рака, Билли просил свою семью выполнить его последнюю волю: внести его в церковь вперед ногами. Это был его последний жест демонстративного неповиновения.
«Ты был таким сильным и храбрым… самым храбрым из всех, кого я знаю», – сказала дочь Билли на его похоронах. Когда Джин увели, ему было всего шесть лет. А умер он в 50. «Весь мир знает имя простой матери из Белфаста, которая любила своих детей и которую жестоким образом похитили, убили и тайно захоронили в декабре 1972 года», – произнес священник. Ее исчезновение стало «актом невероятной жестокости», которая «ввергла Билли и его братьев и сестер в кошмар длиною в жизнь».
Осталось неясным, исполнилось ли желание детей привлечь к ответственности виновных во всем происшедшем. Майкл и его братья и сестры посетили слушания по делу Айвора Белла. Они молча сидели в галерее для публики, и само их присутствие являлось своеобразным моральным свидетельством. Однако на заседании в декабре 2016 года адвокат, представляющий Белла, объявил, что тот не может далее участвовать в разбирательстве, потому что страдает сосудистой деменцией и не в состоянии «должным образом следить за ходом суда». Правительство объявило, что ему нужно проверить медицинскую карту Белла и показать его самого специалистам. Становилось все более и более маловероятным, что кого-то когда-то все же будут судить за совершенное убийство.
После того как прокуратура заявила, что не станет выдвигать обвинения против Джерри Адамса, Хелен проконсультировалась с лондонской адвокатской компанией, которая выиграла нашумевшее многомиллионное дело, открытое против четырех членов Подлинной ИРА из-за взрывов машин в городе Ома в 1998 году. Фирма заявила, что Хелен просила их исследовать возможности подачи гражданского иска против Адамса. «Семья МакКонвилл собирается идти до конца, – сказал Майкл. – Мы боремся за справедливость уже 40 лет и не собираемся останавливаться».
Глава 30
Неизвестные
Согласно переписи
, примерно 33 миллиона американцев – около 10 % всего населения – имеют ирландские корни. И я один из них. Мои предки со стороны отца эмигрировали из Корка и Донегала в XIX веке. Я на самом деле больше австралиец, чем ирландец – моя мать из Мельбурна, – но я вырос в Бостоне, где ирландские американцы, которые никогда не были на своей исторической родине, все еще ощущают крепкую эмоциональную связь с этим местом. По моему ирландскому имени вы можете догадаться, что это касается и меня.