Ничего не говори. Северная Ирландия: Смута, закулисье, «голоса из могил»

Мариан тоже присоединилась к Провос. В тот день сестры еще ходили в школу. Но ночью они исчезли из дома и долго там не появлялись. Родители в Западном Белфасте обычно не задавали вопросов в таких ситуациях. Временами молодые люди исчезали, например, на неделю, и, когда они возвращались, никто не спрашивал их о том, где они находились. И тому была своя причина. Поскольку ИРА являлась запрещенной организацией и даже вступление в ее ряды было основанием для ареста, группа фанатически соблюдала секретность. Молодежь, присоединяясь к ИРА, обычно не сообщала об этом своим родителям. В некоторых ситуациях родители могли и не одобрить этого: Белфаст уже сделался достаточно опасным, и вступление в милитаризированные формирования было просто искушением судьбы. Когда юные бойцы ИРА отправлялись на задание, они порой просто сталкивались за углом с собственной матерью. А мать, не обращая внимания на то, что сын вооружен, брала его за ухо и тащила домой.

Но даже если ваши родители горячо поддерживали ИРА, все равно были причины не говорить им, что вы вступили в эту организацию. Если полиция или военные вламывались в дом и допрашивали их, то чем меньше они знали, тем лучше. У Долорс был друг – крупный парень с квадратной челюстью, которого звали Фрэнки МакГиган. Как и Прайсы, МакГиганы были привержены республиканским идеям, а поскольку родители этих семей дружили, Долорс и Фрэнки знали друг друга всю свою жизнь. Когда Фрэнки вступал в ИРА, он знал, что его отец тоже член этой организации, однако они это никогда не обсуждали. Временами ситуация приобретала некий комический оттенок: ведь эти двое жили под одной крышей. Отец Фрэнки был начальником по снабжению и отвечал за оружие и амуницию. Но когда Фрэнки нуждался в боезапасах, он не просил отца, а вместо этого обращался к своему другу Кевину: «Кевин, у моего отца есть патроны?» Кевин спрашивал отца Фрэнки, который давал патроны Кевину, а тот, в свою очередь, нес их Фрэнки. Возможно, это не самый эффективный способ ведения дел, но он давал возможность не говорить о некоторых вещах.

* * *

Начальником штаба Провос был человек по имени Шон МакСтивен[11]. Круглолицый сорокалетний мужчина не употреблял алкоголь, имел выраженный акцент кокни[12] и ямочку на подбородке. При рождении в Восточном Лондоне он получил имя Джон Стивенсон; его воспитывала мать, которая рассказывала мальчику истории о своем ирландском детстве в Белфасте. После службы в Королевских воздушных войсках он выучил ирландский язык, женился на ирландке, взял ирландскую фамилию и вступил в ИРА. Позже выяснилось, что МакСтивен вообще не был ирландцем: его мать была хорошей рассказчицей, но родилась не в Белфасте, а в Бетнал-Грин в Лондоне[13]. Однако иной раз мы верим в мифы с большей пылкостью, чем в реальность. (Некоторые из коллег МакСтивена по ИРА, желая уколоть его, «забывали» об ирландском имени и называли его Джоном Стивенсоном.)

МакСтивен, хотя и протестант по рождению, был преданным католиком, который провел некоторое время в тюрьме за участие в нападении ИРА на склад оружия в 1953 году. Он был республиканцем, выступавшим за «физическую силу», непоколебимым защитником вооруженной борьбы как единственного способа противостояния британцам; однажды он выразил свою личную военную стратегию в трех словах: «Эскалация, эскалация и еще раз эскалация». Пристрастие МакСтивена к насилию было настолько явным, что некоторые из его соратников называли его МакНайф[14].

В одной из глав своих мемуаров МакСтивен вспоминает, как он познакомился с Долорс Прайс. «Она собиралась стать учителем, – пишет он, – и хотя происходила из республиканской семьи, до определенного момента была уверена, что ненасильственный протест способен победить несправедливость на Севере». Он указывал на резню у моста Бернтоллет как на то, что изменило ее образ мыслей. Первоначально МакСтивен предложил Долорс вступить в Куманн на мБан – женское крыло ИРА. Это было то самое подразделение, в котором служили Крисси Прайс, тетя Брайди и бабушка Долан. Женщины из Куманн выполняли серьезную работу: они заботились о раненых мужчинах, а иногда забирали оружие, еще дымящееся от выстрелов, уносили его и прятали.

Но Прайс была обижена предложением МакСтивена. Ее феминизм – в сочетании, возможно, с неким осознанием своего права, характерным для отпрыска уважаемой республиканской семьи, – означал, что она не собиралась быть на вторых ролях. «Я хотела сражаться, а не заваривать чай или бинтовать, – позже вспоминала она. – Настоящая армия – или ничего». Прайс была убеждена, что может участвовать в борьбе наравне с любым мужчиной, и хотела выполнять такую же работу, как и он. Она заявила Мак Стивену, что хотела бы быть «сражающимся солдатом».