Ничего неизменного

Как бы то ни было, четыре ночи бойцы «Крепости» старались держаться от мастерской подальше. Хасан, проходя мимо дверей, не чувствовал ничего особенного. Вообще ничего не чувствовал. Занозе он уже на вторую ночь разрешил посмотреть, чем занимается Мадхав, раз уж объяснениями Блэкинга настырный бритт не удовлетворился. Заноза из мастерской вышел в состоянии куда худшем, чем тот же Блэкинг накануне. Если называть вещи своими именами, Занозу из мастерской вышибло. Сообщив, что ему срочно нужно выпить, мальчик убрался из «Крепости». Пешком. Это означало, что он действительно собирается напиться. Не алкоголем, а кровью кого-нибудь очень пьяного. Существовали правила, которым даже Заноза следовал, и одно из них гласило, что нельзя садиться за руль в измененном состоянии сознания. Вопрос только, что он в этот раз счел измененным состоянием — предстоящее опьянение, или свою реакцию на то, что увидел в мастерской? 

Хасан, заинтригованный, заглянул к Мадхаву сам. Магистр сидел за столом Блэкинга, в центре круга, начерченного на бетонном полу — начерченного Блэкингом же еще в те времена, когда оборудование мастерской только перевезли сюда из Лондона — напевал себе под нос заунывную индийскую песню и что-то делал с корпусами гранат. Гранат Блэкинга. Предположительно. Хотя, конечно, он мог привезти и свои.

Что бы Мадхав ни делал, в этом не было ничего особенного. Ничего, что могло бы произвести впечатление на Блэкинга: пустые корпуса гранат без зарядов и взрывателей — это точно не то, что напугало бы лучшего сапера «Крепости». Ничего, что могло бы произвести впечатление на Занозу — разве что тот ну очень уж не любил индийский песенный фольклор. Но, насколько знал Хасан, Заноза к любому фольклору относился с вежливым любопытством и без всякой неприязни. Так в чем дело?

Хасан вышел из мастерской прежде, чем магистр Мадхав заметил его. Незачем отвлекать некроманта, увлеченного работой.

На третью ночь разрешилась загадка всеобщего нежелания входить во двор «Крепости». Оказывается, Арни в наивном и вредительском неведении, вообразил, будто Мадхава позвали в Алаатир потому, что в «Крепости» завелся призрак. В мастерской, конечно, где бы еще? Ведь именно там Блэкинг проводит свои ритуалы. 

А к исходу четвертой ночи магистр попросил Хасана зайти в мастерскую. Он закончил работу и был готов продемонстрировать действие ловушек. Противопехотные гранаты с разлетом осколков на полсотни футов предполагалось использовать для того, чтобы останавливать и обезвреживать призраков.

В замкнутом пространстве. В подземельях.

Для вампиров противопехотные гранаты почти не опасны. Самая большая неприятность от них — выход из «Тумана», если какой-нибудь осколок нанесет болезненную рану. Но даже с учетом этого, шестнадцать гранат были явным перебором. Шиаюн точно не пережила бы и первого взрыва.

Хасан, конечно, собирался ее убить, именно для того и вел в подземелья, но убить по-настоящему, а не временно развоплотить, разорвав на клочки осколочной гранатой.

Нет, с Мадхавом он планами не делился, но тот знал, что от призраков предстоит защищать живую женщину. И либо за столетия занятий некромантией забыл о том, чем живые отличаются от мертвых, либо все-таки с гранатами что-то было не так.  

— При выдергивании чеки, корпус перестает быть материальным, — объяснил магистр, — он превращается в чистые эмоции и взрывается, разлетаясь на осколки. Каждый призрак, пораженный таким осколком, окажется прикован к месту на довольно продолжительное время. Срок зависит от силы призрака. В среднем, осколки действуют около суток, но вам, скорее всего, предстоит столкнуться с наиболее неприятной разновидностью духов, поэтому я могу обещать не больше восьми часов.  

Это они обсуждали. Еще в самую первую ночь. Когда Мадхав выслушал все, что мог рассказать Заноза о неупокоенных душах под Тарвудом, и, исходя из рассказа, прикинул их силу и количество. По его расчетам получалось, что по-настоящему сильных и опасных призраков в катакомбах около сорока. Много. Очень. Не только потому, что четыре десятка противников — это слишком для одного бойца, но и потому, что для созданиях таких призраков требовались ритуалы, схожие с созданием аждахов. Бесстрашных, неуязвимых, почти бессмертных Слуг, чьи бесстрашие, неуязвимость и бессмертие были следствием вивисекции. Физической и моральной.

Только аждахи не умирали. В течение трех лун их держали на границе смерти, не позволяя перешагнуть ее, не доводя мучения до самого последнего предела. А призраки этот предел перешли, и за ним их муки продолжились.

Тварей злее аждахов трудно было себе представить. Но они хотя бы своих хозяев любили. Были преданы как собаки или как дети, послушны, как машины.

Призраки ненавидели все и вся и никому не подчинялись.