Ничего неизменного

Заноза по-кошачьи пффыкнул и прищурился:

— А, по-твоему, могло быть иначе? У меня сто пятнадцать лет практики, а у Хольгера последние лет четыреста — только дайны принуждения. Он вспоминает, как очаровывать и убеждать, а я очаровываю и убеждаю. Я круче.

Что ж, значит, и здесь эффективность воздействия дайнов зависит от умения ими пользоваться. Никаких чудес. Никакой философии. И хвала Аллаху.

Заноза обещал «быть хорошим» и обещание сдержал. На встречу с Шольто он отправился, одевшись как человек, а не как панкующий тинейджер. И сделал что-то с лицом, чтоб выглядеть не так странно, как выглядел без макияжа, но и не так дико, как когда подводил глаза черным. Даже старше стал лет на пять. Понятно, в общем, за что он ценит свою мисс Уилкис. Она научила его виртуозно пользоваться гримом, и, наверняка, до сих пор дает полезные советы о том, как одним только внешним видом заморочить головы и людям, и нелюдям.

И понятно, за что он ценит Франсуа. Франсуа Хасан и сам очень ценил.

Но чем объяснить Мухтара? 

К сожалению, Шольто, хоть и был не против сотрудничества, ничем определенным в поисках помочь не мог. Хольгер стал осторожнее, и прежние методы больше не работали. Зато Шольто дал пищу для размышлений. Данные для обработки, как сказал Заноза, у которого любимым занятием было — над чем-нибудь думать. Или что-нибудь придумывать. Результаты последнего могли оказаться непредсказуемыми, так что для всех лучше было, когда Заноза разгадывал какую-нибудь загадку, а не выдумывал что-нибудь интересное, чтоб не скучать. Хольгер был отличной загадкой. Но Хасан не меньше Занозы был заинтересован в его уничтожении, так что старый упырь не должен был занять надолго. Ладно, потом найдется еще что-нибудь.

Всегда что-нибудь находится.

— Он аккуратно кормится. Либо перестал убивать, либо добывает еду где-то не здесь. Может, в Мексике?

— Не наездишься в Мексику, — заметил Хасан. — Не все носятся, как ты. Но, возможно, он ест мексиканцев? Если заманить в свой дом десяток нелегалов, держать в подвале… Что? — он замолчал, увидев в глазах Занозы какой-то новый интерес.

— Ничего. Абсолютно. Просто подумал, что я о тебе дофига всего не знаю. Но нет, der Schlitzohren считают всех, включая нелегалов. В последние две недели людей пропало не больше, чем обычно. Бесследно никто не исчез и обескровленных трупов не находили. К тому же, Хольгер предпочитает молодежь, и если он не изменил свои привычки полностью, это сужает выборку. А изменять привычкам трудно.

Почти невозможно. Речь ведь идет не просто о крови. «Поцелуй», убивает он или нет, это всегда прикосновение к душе жертвы, и до тех пор, пока голод не станет сильнее разума, пока он не поглотит личность, вампир не сможет — не заставит себя — «поцеловать» кого-нибудь «не в своем вкусе». Заноза любил всех, кого «целовал», всем был благодарен, и ему было все равно из кого брать кровь. Хасан… никого не любил. И ему тоже было все равно. Эшива любила разнообразие. Это не совсем то же самое, что любить жертв, но все равно не способствует формированию определенных пристрастий. А Хольгер последние несколько столетий пьет только из молодых, желательно еще и из богатых. От той привычки он не откажется, но если он перестал убивать, то по жертвам его не выследить.

— И для связи с Шольто он использует только емайл. Так мы его тоже не найдем. Еще и Арни сам не свой со вчера, с этой стипендией. Да, кстати, Алахди спрашивает, претендуешь ли ты на то, чтобы убить Хольгера самому? Мне хотелось бы знать, почему он моим мнением не интересуется.

— Он тебя не видел. Что? Алахди спрашивает? — некоторые вещи, о которых Заноза говорит, настолько ненормальны, что звучат как обыденность. — Как он до тебя добрался? Почему ты не доложил?

— Madre, да Соню он попросил узнать, ты чего? Мы же с ней общаемся. Емайлами, — Заноза фыркнул, — ни я ее, ни она меня не найдем, даже если искать возьмемся. Короче, прямо об этом, конечно, никто никогда не скажет — мы же не хотим встрять, как венаторы и тийрмастеры в милой Англии — но в этом деле Старый Лис готов сотрудничать. Если ты дашь добро, я солью Соне все, что есть у нас. А Соня мне — то, что есть у венаторов.

— И ты не пойдешь после этого ломать свою железную дорогу, крушить лего-город и считать все, чего больше двух? — уточнил Хасан.

— Пытаешься тактично выяснить, не обострится ли мой психоз из-за необходимости поработать вместе с венаторами? Хасан, я без понятия, честно. Я их ненавижу, но я и Хольгера ненавижу. Может, если буду думать, что мщу за Соню, то как-нибудь обойдется?

 — Главное, чтоб ты не решил освободить ее из высокой башни, из-под власти деспота-отца. Ладно, сэр Ланселот, подключай Алахди к работе. И что там с Арни? Он так и не понял, что ему нельзя ехать в Кембридж? [14]

— Он готов поехать в Бостон.

— Значит, не понял.

— Мне не нравится Ланселот, — пробормотал Заноза, открыв ноутбук. — Он обманул Артура. Друзей нельзя обманывать. И еще адьюльтер. Я лучше буду Артуром. Ты запретишь Арни туда ехать? Или просто скажешь, что не советуешь?

— Уже сказал, не помогло.