Ничего неизменного

Понятно, что Эшиве срочно потребовалось вновь почувствовать себя богиней. Настоящей и единственной. Убедиться, что люди помнят свое место.

И увериться, что все вокруг — только сон. По-прежнему. Как всегда.

Заноза остался в Европе. Он не мог уехать. Никогда не умел убегать, зато всегда любил драться. И, видит Бог, тогда, в той войне, ему было за что драться и что защищать.

— А разве это не заразная болезнь? — голос Эшивы отвлек от воспоминаний, — взгляни-ка на тех детей.

Как раз на детей Заноза старался не смотреть. Улицы Блошиного Тупика — вязкая грязь, прогнившие деревянные мостовые, густой бурьян в щелях между тесно стоящими домами — были не тем местом, где их хочется видеть. Во всяком случае, если ты не родился в Индии. Их тут, однако, хватало. Дети бродили по улицам вместе с поросятами, бегали в компаниях мелких грязных собак, спали вповалку, прямо на земле, где посуше.

Солнце село. Разве родители не должны забрать их домой? Неизвестно, какие твари выходят на улицы после заката. Не может быть, чтобы матери не волновались…

— Матери работают допоздна, — напомнила Эшива. — Или привели работу домой. Не все клиенты готовы потерпеть в той же комнате еще и ребенка, особенно если ребенок уже не маленький. Но посмотри, те трое, у них какая-то сыпь.

— Тут вообще ни у кого нет чистой кожи.

— Заразнаясыпь. Да ведь ты же не видел ни одной эпидемии. Ну, конечно! Пропустил «испанку», пока был в Америке.

— Звучит так, как будто вся жизнь прошла мимо. В Америке от «испанки» умерло полмиллиона человек.

— Не сравнивай с тем, что творилось в Европе.

— Ты в те годы тоже была в Америке.

— Я родилась в Индии. Оглянись, и поймешь, что я видела с самого детства.

— Эшива! Ты жила во дворце.

— Ну, хорошо. С юности. После афата. Заноза, ты прекрасно знаешь, о чем я.

— Я знаю, что Тарвуд вымер бы от первой же эпидемии, значит, есть что-то, что не выпускает заразу за пределы Тупика.

— Мы это и ищем?

— Возможно. Ищем что-нибудь. Что угодно. Нечто необычное.

Тут все было необычным. И хорошо, что Эшива не слишком преувеличивала, говоря, что привыкла к подобным картинам. Чем дальше заходили они в лабиринты переулков Блошиного Тупика, тем больше самому Занозе хотелось немедленно что-нибудь сделать. Пригнать транспорт и забрать отсюда всех детей и женщин. Перестрелять всех мужчин. Залить напалмом убогие хибары, сжечь их, вместе со всей скопившейся в них грязью. Он думал, проблема с Блошиным Тупиком в том, что отсюда выходили банды, чтоб грабить и убивать в других районах. В том, что через Тупик шла контрабанда наркотиков из Порта. В том, что немалая часть доходов от рудников, шахт, магических зелий не доходила до казны, застревала в ячейках сети, которой опутали остров здешние пауки. Привычное дело. В любом городе есть свой Блошиный Тупик, и не один, так что Тарвуду еще повезло.

Он ошибся. Проблема была в другом. Что-то не выпускало отсюда заразу, защищало город и остров. Но тут, внутри старых крепостных стен, болезни тел претворялись в болезни душ, ложились печатью на лица, пачкали взгляды безмыслием, покорностью и злобой. Это ничем не грозило Тарвуду. Но невозможно было побывать здесь, увидеть этих людей, этих… Scheisse, этих детей, будь оно все проклято! и просто уйти.

Как невозможно оказалось тогда, в тридцать девятом, уйти из Европы.

Фигня какая-то! Да даже сравнивать нельзя ту войну и эти несчастные трущобы.

— А мы не вход в подземелье ищем? — спросила Эшива. — Потому что больше ничего необычного я тут не вижу.

Злость угасла, не успев разгореться. Хорошее настроение вернулось, и с каждой минутой становилось все лучше. Нет, Блошиный Тупик не изменился, но изменились обстоятельства. Теперь Заноза знал, что был прав, позвав сюда Эшиву, а это означало, что он по-прежнему очень умен, предусмотрителен и удачлив. Чем не повод для хорошего настроения?

Сам он никогда бы не предположил, что на заросшем сорняками пустыре в конце кривого проулка, есть проход вниз, в катакомбы. Да он бы тут даже овощной ямы не вообразил. Странным было отсутствие козьих следов, потому что, вообще-то, в Блошином Тупике они были повсюду, где встречалась трава. Но кто их поймет, этих коз?

Ага. А кто сказал, что сюда только козы не ходят?

— Там что-то по-другому, — Эшива не спешила сойти с грязной тропинки, — все не настоящее, но остальное вокруг хотя бы притворяется настоящим, а там — нет. Часть пустыря нарисована. Хорошо нарисована, можно ходить там, и не провалишься. Но если очень внимательно посмотреть, то… — она задумалась и медленно покачала головой, — я бы не стала стирать этот рисунок. Даже если бы могла.  

— А ты не можешь?

— Нет. Как не могла бы перерисовать обычную картину. У меня нет ни кистей, ни красок, ни умения… — она снова примолкла, вглядываясь в заросли бурьяна. — И еще мне понадобилась бы бригада дорожных рабочих с экскаваторами. Потому что под рисунком проход заткнут пробкой из земли и камней, и они очень густо замазаны краской.