В канализацию стекает слизь, которую длинными языками не успевают слизывать дворники. Серые, тупые, бесформенные тучи насилуют в небе молодую луну. Воют машины, в воздухе что-то кипит, надувается и лопается как чирий.
Тюбик радуется:
— Какая чудесная ночь!
На углу уселась сидящая на игле шлюха. От неё берет начало новый ручеек. Он, с шумом брандспойта, бежит по асфальту и соскальзывает с бордюра, примешиваясь к слизи. Канализация, не насытившись, жадно пьёт волшебный нектар. Слышатся стоны кишечника, и прокуренная, растянутая членами глотка, протяжно булькает:
— Блеать!
Блевать!
Сегодня я хочу, чтобы город задохнулся в блевотине.
Пронырливой стаей пронеслись бродячие псы. Ободранные морды, ошпаренные бока. Шлюха уползает в сторону, оставляя за собой часть своих мозгов — жидкую кучу дерьма. Я вижу, как въедливо-коричневым запачканы ее белые трусы.
Тюбик с визгом отыскивает длинную палку, обмакивает ее конец в жидкий кал и скрывается за углом. Позже он с хохотом рассказывал, как тыкал палкой в рожу прохожим и пачкал им одежду. А овцы испуганно вздымали руки и что-то блеяли.
Не перевариваемая отрыжка. Отбросы.
Ненавижу?
Быть может.
Какие мысли скачут под большим черепом Минуса? Мне кажется, там поместилась целая вселенная, где каждой области человеческого знания заботливо приготовлена полочка: филология, чуть справа история, в самом низу, ближе к мозжечку — психология, этнология, социология с аккуратно запакованным Огюстом Контом. Мировая классика попала в мозг фашиствующего гения через его длинный язык: заглатывал всё, до чего дотягивалась рука. Энциклопедия по взрывчатке и оружию втиснуты в мозг Минуса через уши: об этом мы с камерадами знаем лучше. Но главное, что мозг Минуса поражен метастазами нацизма.
Это неизлечимо
Метастазы в голове заставляют нас хвататься за оружие пролетариата. Это я про газовые баллончики, которые покупал с такой ехидной улыбкой, что будь на месте продавца, ни в жизнь бы не продал перичный газ такому молодому бандиту.
Идея — это очень хорошее прикрытия для убийства, воровства и насилия. Дай мобилу на дело революции! На по щам, интернациональная крыса! Сука, гони бабло, а то RaHoWa никогда не наступит! Любую гадость можно облечь в меха священной идеи. Наверное, даже гопники живут по своим никчемным субкультурным понятиям из-за того, что не нужно заморачиваться, и искать оправдания своим действиям.
Идея и всё тут, хоть обосрись.
Под курткой новый молоток в целлофановом презервативе. У Минуса травматический пистолет, у Тюбика идиотское выражение лица и нож. Не все же зады в интернетах протирать, пора и революцию делать!
Впереди двигается инородное тело. Это издалека видишь, чуешь чужеродную ауру. Веет враждебной кровью, крылья носа рвёт звериный запах подзаборного волчка. На голове у оккупанта высокая, не по погоде, меховая шапка. Наверное, одел для того, чтобы покрасоваться перед побежденным и не сопротивляющимся народом.
Минус, по команде Тюбика, окольными тропами спешит во тьму. Если жертва вырвется и побежит вперёд, то долговязый расстреляет её в упор из травмата. Заодно и посмотрит, есть ли кругом нежелательные свидетели. Пока везде беспроглядная, библейская тишина, разве что едва слышно невидимую стройку.
Я вытащил молоток из пакета. Как только мы подошли к чурке, я резким рубящим ударом, с широким замахом молотобойца, вогнал молоток ему прямо по шапке.
Вдалеке по-прежнему ухала стройка.
Шапка осела вместе с шеей куда-то в плечи, покрытые дубленкой. Как дом с неправильно поставленной опалубкой. Хач медленно повернулся и уставился сначала на нож в руках улыбающегося Тюбика, затем на мой молоток, воздетый в позе рабочего из известной скульптуры. С секунду длилось молчание. Чурка вращал глазами по кругу, будто лототрон. Я, испытывая весёлую неловкость, поглядывая на молоток в руке, машинально сказал:
— Извините, пожалуйста.
Мы валялись со смеху не меьше пяти минут. Тюбик от хохота катался по умершей листве, давя погрызенную эрозией медь. Я чуть не обмочил себе штаны и вынужден был в конвульсиях криво опорожниться прямо на кривое деревце. Пока подошедший Минус, всё-таки подстреливший чурку, не увёл нас с места преступления.
***
Я всегда радуюсь первому снегу: снежные хлопья скрывают грязь и говно от беглого взгляда. Наша команда зимой редко акционируют, уделяя внимание саморазвитию и интернету. Разговоры стали реже, витамины колючей, а в спешащих прохожих не успеваешь различить унтера.
Правые команды выпустили новые человеконенавистнические альбомы. Идеологи составили статьи, захлебывающиеся от ненависти. В клозете интернета плавает видеобращение, где худой парень в маске обещает всех убить и остаться одному. Веганы спорят с мясоедами. Остатки исламонацистов онанируют на грозный Кавказ. Маститый писатель выпускает очередную нетленку, где тайное и сплоченное Сопротивление побеждает Систему. Во множестве статей говорится, что в моих жилах течет кровь венедов и викингов. Мои предки-ушкуйники плавали грабить Сарай, а совсем древние пращуры брали толерантный Константинополь. Я славянин, а не русский!