Ничего особенного не случилось

Зинаида Сергеевна долго не сдавалась. Она ссылалась и на то, что у нее нет современного репертуара, и на то, что нет подходящего туалета для выступления, и на то, что разучилась выступать, и даже на старость. Но женщины, видимо, ждали и этого — и не отступали. И Зинаида Сергеевна в конце концов сдалась, а сдавшись, расплакалась от радости.

Неоштукатуренные, исцарапанные стены в полумраке кулис, колосники и штопаные задники, какие-то толстые провода, лежащие на полу, тишина зрительного зала за занавесом, запах пыли и краски — все позабытые ощущения сцены нахлынули на Зинаиду Сергеевну, когда она попала за кулисы. Ее очередь была не скоро, она ходила взад и вперед вдоль задней стены и не могла сосредоточиться. На сцене было тревожно, хотелось, чтобы поскорей наступил ее выход. А там — как-нибудь…

К ней подошла маленькая девочка на тоненьких ножках в розовых туфельках и в балетной пачке, похожей на бумажный абажур.

— Тетя, скажите, вы настоящая актриса? — шепотом спросила девочка.

— Нет, деточка, — ответила Зинаида Сергеевна, — я не настоящая. А ты?

— Я тоже нет. Я в первый раз. Я из школы, — сказала девочка, — а вы, наверное, не в первый?

— Почти что в первый.

— Очень страшно.

— Ничего, это пройдет.

— А мне кажется — так все время будет. Прямо ноги не ходят, так страшно.

— Это пройдет, ничего, — повторила Зинаида Сергеевна. Ей и самой казалось, что так все время будет.

Тут девочку позвали, и она успела только с отчаянием покрутить головой.

Объявили выход Зинаиды Сергеевны.

Она вышла. Раздались аплодисменты. Страх провала охватил ее. Ей казалось, что она все забыла, что она не может произнести ни одного слова. Только об этом она теперь и думала. Но когда послышались знакомые аккорды, сами собой возникли в памяти слова:

Трубадур идет веселый, солнце ярко, жарок день,
Пышет зноем от утесов, и олив прозрачна тень.

Она прочла «Трубадур». Она прочла «Каменщик, каменщик в фартуке белом…». Она прочла еще несколько вещей, и весь ее сколько-нибудь годный репертуар был исчерпан. Но ее заставили пять раз бисировать и потом долго шумели, требуя, чтобы она вышла еще раз.

За кулисами ее встретил Иннокентий Филиппович, обнял и сказал:

— Ну, ты никогда, пожалуй, не имела такого успеха. Правда, я думаю, тут есть и моя доля, поскольку я здесь главный инженер… Но все-таки здорово. Я даже не ожидал.

Подошли секретарь парткома и те женщины, которые приходили к ней. Секретарь парткома протянул Зинаиде Сергеевне горшочек с маленьким лимонным деревом.

— Это вам вместо цветов, — сказал он, — цветов зимой у нас нету, а лимонные деревья есть.

Зинаида Сергеевна улыбнулась, поблагодарила. А он помедлил и сказал:

— Вот интересная проблема. Я должен был бы вас уговорить: Зинаида Сергеевна, пожалуйста, переезжайте к нам, работу дадим, уважать будем. Но не могу. Рука, как говорится, не поднимается. Москва и Косьва!

Он прислушался к своим словам и рассмеялся.

Повесть о медной руде

Глава первая Желтая краска

Лазарь Александрович Коровин работал мастером на Нижне-Тагильском металлургическом заводе. От жара печей и раскаленного металла лицо его всегда было красное, обожженное. Росту он был высокого, брови у него были пушистые и седые, они придавали ему облик сурового и замкнутого человека. Таким он и был. Зря болтать языком не считал для себя достойным. Он происходил из кержацкой семьи, дом получил от отца по наследству, добротный дом с крытым двором. Мастером Лазарь Александрович был не первой руки, но заводская администрация его ценила: был строг с мастеровыми и образ мыслей имел трезвый и положительный. Ходили слухи, что некогда он был сброшен мастеровыми с коксовой эстакады, но, возможно, что хромота его происходила и от другой причины.

По воскресеньям, когда завод не работал, Лазарь Александрович в компании с учителем Рудым и врачом псковского полка Федорченко ездил на свои покосы охотиться. Покосы находились в семи верстах от города, в лесной и болотистой местности, где были хорошие глухариные тока.

Они выезжали затемно по лесной дороге и рассвет встречали в лесу. В этот час в лесу сильно пахло хвоей и сырой землей.

Побродив в зарослях и по болотам, охотники подзывали собак и сходились завтракать к шалашу на коровинском покосе. Здесь на небольшой прогалине Лазарь Александрович разжигал костер, полковой врач Федорченко доставал бутылку с водкой, одним ударом в донышко вышибал пробку и при этом всегда говорил:

— Принимать по чайному стакану три раза в день.

Однажды Коровин, садясь к костру, сковырнул каблуком землю и под тонким слоем сероватого песку, нанесенного в половодье, увидал ярко-желтую глину.

— Смотри-ка, — сказал он учителю и поднял щепотку.