Ничей ее монстр

Но чудовищным было то, что я узнала… и то, что тогда узнал он. Я уже не сомневалась – Захару сказали, что… О ГОСПОДИ! Сказали, что я его дочь. Вот почему так внезапно. Вот почему так жутко и больно.

– Моя маленькая девочка. Как же я скучал по тебе каждую секунду. Посмотри на меня. Дай кусок счастья.

– Этого отродья не станет… ЭТО уберут из тебя!

– Ты идеальна. Когда я прикасаюсь к тебе, я снова оживаю, ты понимаешь, Лисичка? Ты делаешь меня живым.

– Я не спрашивал твоего мнения. Если будешь мешать, усыпят и все равно вычистят. Сделай все по-хорошему, Есения, не зли меня, не своди с ума.

Я тихо заскулила, обхватывая голову руками и сползая на пол. За мной следом посыпались фотографии. Расстилаясь ковром у моих коленей.

Та самая, которую мне прислал аноним, упала мне в подол платья. И вдруг меня подбросило. Словно ударило током. Я схватила одну фотографию, другую, третью. Подносила каждую из них к глазам. Потом содрала с себя кофту, лихорадочно расстегнула платье, спустила с одного плеча ткань и тронула пальцем родинки. Тронула, глядя на то фото, где этих двух родинок не было.

Но на том фото, которое мне присылали… там они точно были. А здесь их нет ни на одной фотографии.

«Их для тебя нарисовали. Нарисовали, чтоб ты поверила, что являешься дочерью Назаровых…. Ты – не Есения Назарова!».

А кто я?

В висках вдруг возникла едкая боль, и я, поморщившись, сжала их пальцами.

И кто… кто это чудовище, которое спрятало здесь все фотографии?

Я снова спустилась в подвал… За второй коробкой. Первую принесла обратно и поставила на пол. У меня так сильно дрожали руки, что я не сразу смогла спуститься по лестнице, а потом подняться обратно.

Дальше я смотрела на фото и чувствовала, как шевелятся волосы на затылке и немеют пальцы на ногах. Рядом с Людмилой Назаровой на фотографиях была Раиса. Где-то вместе. Где-то в кругу других людей. Или по отдельности. Перевернула одну из фото и прочла заплетающимся языком вслух:

«Любимой тете от Люси».

Выронила фото и шумно, широко открытым ртом хлебнула сырой воздух подвала. Дальше смотрела, как зомби. Перекладывая фото. Пока не увидела Людмилу на фото с Макаром… Кажется, в этот момент я получила удар под дых и даже схватилась за ребра.

«Любимому братику. Как же я соскучилась. Возвращайся поскорее». Макар на фото выглядел иначе. Моложе намного, и у меня опять заболела голова, заболели уши, и я тронула нос – кровит.

Зажала голову руками и застонала от боли. Она пульсировала в висках с такой силой, что у меня темнело перед глазами. Я наклонилась вперед и, тяжело дыша, пыталась справиться внезапным приступом боли… а перед глазами появилась картинка. Живое изображение. Как будто смотрю видеосъёмку… Только не со стороны. А я сама все это вижу.

– Сто баксов? Это все, что ты мне дашь за нее? Сто баксоооов?

Скрипучий женский голос срывается на истерический визг.

– Мне не хватит надолго… дай больше. Это же девка. Ее скоро трахать можно будет. Моя дочь, между прочим… я свою кровиночку от себя отрываю. Дай хотя бы триста баксов.

– Мама, не надо. Мамаааа, – этот детский голос. Я его знаю… Не вижу, кто говорит… Это мой голос. Мой голос в детстве? А женщина с желтыми зубами, с всклокоченными рыжими волосами и жуткими синяками под глазами… Мне больно ее видеть. Так больно, что я рыдаю и мне страшно. Я бросаюсь к ней, пытаясь ее обнять. – Мама, не надо. Не продавай меня. Я буду искать деньги. У меня получится. Мамаааа.

– Пошла вон, сучка... вон! Всю жизнь мне испортила. Ты и ублюдок отец твой! Как хорошо, что он сдох от передоза!

Но я обнимала ее, вонючую, грязную. Я жалась к ней всем телом. Но она меня отшвырнула с такой силой, что я покатилась по грязному полу…