Ничей (отрывок)

- Ты умеешь подходить неслышно, ворожец. - Моряй встал. Сзади вырос Стюжень, внимательно посмотрел в глаза, кивнул головой.

- Да. Я его принес. Отдавал парень богу душу, да я попридержал.

Моряй долго смотрел в выцветшие стариковские глаза. Сколько раз Стюжень сшивал его самого, сколько раз вот так же, близко-близко гляделся на самого себя в этих глазах Моряй, и никогда ворожец не врал.

- Старик, ты ему веришь?

- Кому я верю одним богам и ведомо. Стюжень говорил тихо, но голос рокотал, будто гром в отдалении. -А вот ты как будто уже не уверен?

Моряй помрачнел. На душе муторно, будто тому же Безроду вчера. Муторно, а правда прячется так, ровно тать она ночной, а не дева краса с ясным взором.

- Не ты ли на себе рубаху рвал на судилище, изрубить грозился?

- Я. - Моряй смотрел прямо в глаза. -Но в сомнении я старик, в мыслях против княжа иду. А ведь как отец мне княжь.

- А я ему как отец. - Стюжень пожал плечами. -Значит и я иду. Вместе стало быть идем?

А по двору уже шел воевода. Будить рати на подвиги молодецкие. Безрод, не дожидаясь побудки, вышел на крыльцо сам. Моряй глядел во все глаза. Вроде румянец на скулах затеплился, вроде светлее лицом стал, вроде кривится менее. Оглянулся на ворожца. Но Стюжень ушел. Оставил воя самого ратиться со своими сомнениями. Моряй с тоской глядел в спину ворожцу и впервые завидовал седине и пожитому верховного, поди не в пример легче одолевает ворожец сумятицу в душе, и откуда же знать хоробру, что не легче, совсем не легче. Тяжелее. Больнее ударит ошибка, если что.

Безрод бежал легче чем вчера, так же хрипел, так же свистело в груди, но уже не вело из стороны в сторону, не шатало, ноги не подгибались. Почти не подгибались. А когда похватало воинство босоногое мешки с галькой, Моряй во все глаза глядел за Безродом. Ничей вздернул мешок на плечи, недоуменно замер и повернулся. Оглядел каждого, свел брови в ниточку, глаза сузил, каждого оглядел, кого смог, кто еще не убежал. Моряй спрятал глаза, но того, что Ничей сделал потом, не ожидал никто. Безрод сбросил мешок наземь, поставил на попа, развязал вервие у горла, широко раскрыл и полными горстями стал зачерпывать гальку и кидать в мешок. Вои, еще не убежавшие вкруг Вороньей Головы, забыли рты закрыть, а ведома ли та наглость Ратнику? Вчера едва не помер, рвань рогожная, нынче же вовсе помереть удумал, без всяких "едва"? Только Моряй помрачнел, прищурился и про себя прошептал: Гордей. Нарек бы я тебе имя Гордей за непомерную гордость твою! Вчера в ночи прокрался Моряй на берег, ссыпал из мешка Рядяшей дурнем щедро отмеренное, да только зря. Не принял Безрод помощи, что за жалость принял. И правильно. Помощь от равного принимают, а этот гордостью своею только и жив. Всыпал обратно до раз насыпанного и помстилось Моряю, что за эти горсти гальки Безрод жизнь положит не колеблясь. Положит, а ссыпать наземь не даст. И будет так же принимать сапог в грудь у порога, пока глаз не окрепнет, не заметит откуда летит, и... на глазах у всей рати не убьет или не поляжет бездыханный сам. Шутливого побоища до первой крови не будет. Стыло спокойны глаза, будто отрезал себя от жизни и не пускает боле жизнь в глаза. Только холодная решимость смотрит из серых или синих, не разобрать, каждый день разные. Помстилось Моряю, менее всего ценит Безрод жизнь и менее всего свою собственную. Моряй отвернулся и убежал. Сегодня другого очередь сопли Безроду подтирать.

Ничей опоздал менее чем вчера. Вои еще не отправились отдохнуть перед борьбой, когда двое, Безрод и Дровень вошли во дворище. Шатался Безрод не в пример вчерашнему менее, на губах играла слабая улыбка, задержался у порога, подождал, покуда не вошли все до единого, и только тогда встал на пороге сам. Застил свет.

- Вон от двери, душегуб. - сапог ударил в грудь. Безрод прищурил глаза. Успел увидеть наглую улыбку Гривача и услышать его икающий смешок, не стал ловить сапог, хотя хотелось, мочи не было как хотелось. Слаб еще. Рука не та. Поймать не поймал бы, а только оконфузился. Прошел в свой угол и бревном повалился на ложе.

Все веси к северу от Сторожища обезлюдели. Селяне, прослышав про злых полуночников уходили в леса в глубь стороны и уж всяко за Сторожище. Оружные текли в город, все побитые рати стекались к княжому терему, город запасался всем, чем мог.