Ничей современник. Четыре круга Достоевского.

Ибо то, о чём говорилось в «Дневнике», было именно «образом» действия.

«Дневник» вообще не давал практических рекомендаций в узком смысле этого слова. Публицистика Достоевского была далека от «политического реализма» «Московских ведомостей», от «трезвых» расчётов Н. Я. Данилевского, от «железной» логики Конст. Леонтьева. И «Дневник» становится наиболее уязвимым именно в «моменты перехода» – перехода в бытийную или политическую реальность, в «мир», в сферу осуществлений.

Не предлагая какого-то конкретного решения, «Дневник» тем не менее постоянно «намекал» на таковое, так сказать, в «высшем смысле» (пользуясь выражением самого Достоевского), именно «намекал» – всем своим художественным и этическим подтекстом. При этом подтекст мог вступать и нередко вступал в весьма ощутимое противоречие с «самим текстом». Ибо «ближние» и «дальние» цели «Дневника» находились между собой в глубоком конфликте.

Ратуя за радикальнейшие исторические преобразования, автор «Дневника» полагал, что предпосылки этих преобразований кроются в индивидуальной и «соборной» нравственности его читателей. «Указания» «Дневника» были прежде всего направлены именно в эту сторону.

Чем же являлся в таком случае «Дневник писателя»?

В 1909 г. А. Блок занёс в свою записную книжку: «Я (мы) не с теми, кто за старую Россию… не с теми, кто за европеизм… но за новую Россию, какую-то или за “никакую”. Или её не будет, или она пойдёт совершенно другим путем, чем Европа… Это и есть опять – песня о “новом гражданине” (какого пророчили и пророчат – например, Достоевский, но пророчат не на деле, а только в песне)»[71] (курсив А. Блока. – И. В.).

Можно сказать, что в этом смысле «Дневник писателя» был «песней». Разумеется, такое определение не исчерпывает всей проблемы «Дневника», но, как нам кажется, верно схватывает его глубинную художественную суть, совершенно не замеченную критикой, но удивительно точно почувствованную читателем.

Направление вне направлений

Пора, однако, задаться вопросом: к какому же, собственно, направлению принадлежал «Дневник писателя»?

Следует помнить, что к середине 1870-х гг. общественная репутация Достоевского выглядела весьма однозначно. Автор «Бесов» и бывший редактор «Гражданина» представал перед лицом общественного мнения как талантливый беллетрист, изменивший идеалам своей молодости и примкнувший к правому, охранительному крылу русского общества. «Конечно, сочувствие г. Достоевского давно покинуло наковальню и перешло на сторону молота, – безапелляционно заявлял в “Голосе” Ларош. – Конечно, консерватор, давно сидевший на дне знаменитого писателя, до того разросся и раскинул свои загребистые ветки, что сбил в уголок, прижал и почти задавил филантропа»[72].

«Вообще говоря, его не любили, – замечает обозреватель “Одесского вестника”, – но с того времени, как он стал ежемесячно издавать “Дневник писателя”, симпатии публики были ему завоёваны»[73].

Итак, именно издание «Дневника», по мнению современников, помогло Достоевскому вернуть общественные симпатии. Этот факт совершенно необъясним с традиционной, либеральной точки зрения: казалось бы, именно «Дневник» должен был оттолкнуть от его автора демократические круги русского общества. Однако во многих случаях происходит обратное.

В этом смысле чрезвычайно характерна статья С. А. Венгерова, помещённая в «Новом времени» (кстати, имя автора, содержание и тон этой статьи свидетельствуют о том, что к лету 1876 г. «Новое время» далеко ещё не завершило своей эволюции «вправо»). Заметив, что Достоевский как бы возродился с тех пор, как издаёт «Дневник», Венгеров далее пишет: «Г. Достоевский говорит обществу резкое, суровое слово, но это слово искренне и поэтому к нему все невольно прислушиваются»[74].

Однако самое любопытное состоит в том, что Венгеров воспринимает новое издание как орган, по своему направлению не имеющий ничего общего с консервативным лагерем: «Затем, ещё одно важное приобретение г. Достоевского, с тех пор, как он издаёт “Дневник” – он совершенно порвал сношения с московскими спасителями отечества и начал высказывать такие мысли, за которые “Русский вестник” его не похвалит»[75].

Тут хотелось бы отметить ещё одно обстоятельство, на которое, как ни странно, до сих пор не обращали внимания. За два года своего существования «Дневник писателя» не удостоился особых похвал со стороны катковской прессы. «Русский вестник» хранит гробовое молчание по поводу публицистической деятельности своего постоянного автора. Почти «не замечают» «Дневник» и «Московские ведомости».

Что касается «Гражданина» кн. Мещерского, то он ограничивается несколькими сочувственными замечаниями самого общего характера («Заметки из текущей жизни» Евг. Былинкина) и обходит стороной главную проблематику «Дневника»[76].

Консервативный лагерь (как целое) не сознаёт Достоевского своим идейным союзником.