Кроме того, в «Бедных людях» есть ещё один персонаж, служанка Тереза – «женщина добрая, кроткая, бессловесная», которую хозяйка «затирает… в работу, словно ветошку какую-нибудь». И хотя в последнем случае – ввиду бессловесности героини – трудно судить, соотносит ли она себя с указанным образом, социальная репутация «ветошки» остаётся неколебимой. Это, если угодно, один из синонимов «маленького человека».
Итак, «ветошка» связана (как непременно заметили бы наши школьные учителя, если бы в те баснословные времена мы изучали Достоевского) исключительно с униженным положением бедных чиновников Петербурга 30-х – 40-х гг. XIX в. Но, может быть, понятие, которое ввёл Достоевский, значительно шире привычных социологических характеристик? Не распространяется ли оно на человека вообще – на человека как такового, как тварное (или, если угодно, природное) существо? И не ориентируется ли при этом автор действительно на какие-то литературные тексты?
О каком же источнике может идти речь?
Это, как думается, «История государства Российского».
Во втором томе своего труда Карамзин, повествуя о распространении христианства на Руси, сетует на то, что «успехи Христианского благочестия <…> не могли искоренить языческих суеверий и мнимого чародейства». Так, некие обманщики ходили по Волге, и, когда в ростовских землях (Ростова Великого, разумеется) сделался голод, они объявили, что «бабы причиною всего зла и скрывают в самих себе хлеб, мед и рыбу». При этом женоненавистники брались доказать своё обвинение экспериментально: «…люди приводили к ним матерей, сестер, жен; а мнимые волхвы, будто бы надрезывая им плеча и высыпая из своего рукава жито, кричали: “видите, что лежало у них за кожею!”» Таким образом были погублены многие невинные. Для выяснения дела был послан некий «Вельможа Ян». К нему, говорит Карамзин, привели «двух главных обманщиков, которые не хотели виниться и, доказывая мудрость свою, открывали за тайну, что Диавол сотворил тело человека, гниющее в могиле, а Бог душу, парящую на небесах; что Антихрист сидит в бездне; что они веруют в его могущество и знают всё сокровенное от других людей»[509]
.Как можно догадаться, наглые злодеи пытаются оправдать свое неблаговидное поведение ссылкой на какие-то высшие мистические обстоятельства. При этом они не скрывают, что действуют именем дьявола. В свою очередь «Вельможа Ян» ответствует им как истинный христианин: «…лжета: сотворил Бог человека от земли, составле костьми и жилами и от крове, и несть в нем ничто же…» После чего приказывает повесить своих религиозных оппонентов на дубу.
Всё так, но при чём тут ветошка? Какое отношение имеет этот новейший литературный предмет к давним схоластическим спорам? Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к примечаниям, которыми Карамзин снабдил основной текст. В них прокомментирован и упомянутый выше сюжет. Наряду с другими источниками «последний летописец» приводит Ростовскую летопись. Именно здесь возникает интересующее нас слово. И притом в совершенно неожиданном контексте.
Итак: «…говорят волхвы: “Бог мывся в мовнице и вспотився, отёрся ветхом, и верже с небесе на землю”». И Карамзин тут же поясняет: «Ветх то же, что ветошка»[510]
.Достоевский читал не только писателя Лажечникова. Он неплохо знал и Карамзина. «История государства Российского» – книга его детства, излюбленный предмет семейного чтения[511]
.Правда, трудно предположить, чтобы юный читатель Карамзина простирал своё любопытство до того, чтобы скрупулёзно изу чать обширные авторские примечания к «Истории». Но если бы даже дело обстояло именно таким образом, мы всё же не рискнули бы утверждать, будто «ветошка» Достоевского находится в прямой связи с «ветхом» Ростовской летописи.
Но тут есть ещё один чрезвычайно важный момент.
Соединяя свидетельства различных источников, Карамзин вольно или невольно упустил (или, вернее, не обратил на неё внимания) существеннейшую подробность. Из его текста можно почерпнуть только то, что;
а) диавол, как это утверждают «волхвы», создал человеческое тело;
б) мывшийся в бане (мовнице) Бог отёрся
Оба эти события существуют у Карамзина отдельно и никак не связаны между собой.
Между тем можно установить, что «ветх», которым отёрся Бог, и происки дьявола сосуществуют в рамках единого сюжета.
Об этом свидетельствует «Повесть временных лет»: