Ничей

Хотелось переспросить: точно вернется? Потому что вот теперь эти призывы к спокойствию начали настораживать. Ловушка четко обозначилась под полусъеденной приманкой. И Алексей надеялся, что ошибается. Изо всех сил надеялся… И уже сам обреченно взглянул на руку, непроизвольно потянувшуюся к бутылке. Померещился блеск кольца на безымянном пальце. Нет! Не может быть. Насупившийся Павел Семенович как раз тоже собирался налить для храбрости, и такое единодушие мужчин, не поделивших емкость с самогоном, рассмешило Инну Макаровну.

— За хозяйку дома! — провозгласил Павел Семенович, радуясь, что все друг друга поняли. Алексей с удовольствием его поддержал, втайне уже опасаясь следующего тоста «за здоровье молодых». Молодые пока были в некомплекте, «вторая половина» тихонько всхлипывала от обиды где-то за занавеской и назад за стол не торопилась.

После неосмотрительного заявления мужа Инна Макаровна уже не таясь рассматривала Алексея. Он нравился ей, и уж точно не мог не понравиться дочке, которая действительно взахлеб рассказывала о своем неведомом спасителе, появившемся из темноты и сразу внушившем доверие. Скорее всего, произвел впечатление его успокаивающий и обнадеживающий голос, мать не могла не слышать, как он обращался к Уле. И при этом не притворялся… В остальном доверия Алексей не внушал. Совсем.

Уверенный в себе, он не стеснялся за столом, как Коленька, тоже приглашенный пару раз к обеду, умело поддерживал разговор и увиливал от неприятных ему тем. Породистое красивое лицо не могло не привлекать взгляд, но вызывало у матери смутное беспокойство. Никто не знает, откуда он пришел, где жил и чем занимался. Будто не было этих двадцати лет, а хорошо воспитанный довоенный подросток каким-то чудом в один миг преобразился в сильного и обаятельного мужчину.

Это и вызывало подозрения, потому что Алексей выглядел бы намного достовернее в костюме и наглаженной рубашке рядом со спортивной машиной, чем в штанах и майке недавно усопшего соседа на дрезине со щупом в руках. Казалось, ему вовсе не знакомы голод и бедность, а он пришел откуда-то, где всего в достатке, в том числе витаминов и свежего воздуха… Полис? Неразведанные окраины? Впрочем, разве это плохо?

— Лёша, а вам часто приходится бывать на поверхности?

— Часто! — слишком быстро ответил Алексей, тут же безошибочно уловивший, что речь идет о генофонде.

Длинные, скромно опущенные ресницы русого цвета надежно прятали мелких бесенят и матёрых чертей в голубых омутах, изменчивые губы сейчас благодушно улыбались. Но глубоко залегшие жесткие складки от крыльев носа и хорошо наметившаяся уже морщинка на лбу выдавали этого белокурого ангела с головой: Алексей точно знает, чего он хочет, и умеет настоять на своем. Инна Макаровна перевела взгляд на мужа. Похоже, его еще ждет большой сюрприз.

— А Павел определенно говорил, что у вас хорошая рабочая специальность… И совсем не обязательно подвергать себя такой опасности.

— Вам же лучше, Инна Макаровна, и вашей дочери тоже, что я оказался на поверхности. Впрочем, вместо меня там мог бы оказаться кто-то другой.

— И вы ей помогли. Как будто угадали! Может, у вас тоже есть дети, Лёша?

— Не думаю… — уверен, что нет. В замкнутом пространстве бункера этого не скроешь. — Разве мужчина может такие вещи утверждать наверняка?

Инна Макаровна покачала головой. Но осудила не слегка безнравственный оттенок шутки, а явную неправду. Алексей уж слишком дружелюбно улыбался девочке, а если сейчас не оглядывается на ее отгороженный занавесками уголок, то лишь по причине страха за себя, ведь перекрестный родительский допрос он давно разгадал. Пора бы и Павлу принять участие, кстати…

— Алексей, а вы в детстве свинкой не болели? — снова со всей мужской прямотой подал следующую реплику супруг.

— Не знаю… — пожал плечами уже совершенно сбитый с толку Алексей, не понимая, при чем тут еще и это?! — Как-то со свинофермой вашей связано? — он потянул носом, не пахнет ли навозом, но ботинки были отмыты до полной стерильности, да и руки обрели привычный белый цвет.

— Нет, Лёша, нет! — расхохоталась хозяйка, подкладывая на его тарелку еще кусочек добавки. Павел Семенович, отчего-то боязливо поглядывавший на жену, подлил самогона в стакан. — Павел, а почему ты не показываешь гостю свою знаменитую семейную реликвию?

— Потому что ты всегда говоришь, что это первый признак: если я за ней полез, значит, нажрался в зюзю! — но Вишневский все же встал из-за стола и шарил в шкафчике, радуясь возможности сменить трудную для него тему разговора.