Ничейная земля

— Но он сразу поймёт, чьих это рук дело, и нам с тобой не поздоровится. В итоге он всё равно построит то, что ему надо, а нам он может здорово подпортить жизнь! Стоит ли всё это затевать? Нам это надо?

— Но мы тоже подмочим ему репутацию!

— Пойми ты, ему плевать на нас. К тому же, кто нам поверит? Таким вещам вообще мало кто верит. Кроме того, это нечестно. Лучше не затевать ссор с этим человеком. Пойми наконец, что только нам с тобой нужен этот остров, больше никому. Наверняка все рассуждают так: строит — ну и пусть себе строит, нам-то что? Поэтому такие средства не подействуют, а только сделают нам же хуже.

— и что ты предлагаешь?

— Предлагаю принять его предложение. Это будет разумно.

— Да иди ты со своей разумностью! — вспыхнул Мишка. — Ты трус и предатель!

признаться, мне надоело всё это.

— А ты балда, — сказал я. — На голове ничего и в голове ничего.

Зря я это сказал. Всё произошло моментально: сначала Мишка вскочил на ноги, будто его подбросила пружина, а потом мне показалось, что один из камней сорвался сверху и попал мне по голове. Внутри что-то щёлкнуло, и стало темно.

Когда я очнулся, моя голова была прижата к пиджаку Мишки, а нос пачкал кровью его белую рубашку. Он трепал меня по щекам — а сам бледный до зелени на висках.

— Серый, — бормотал он. — Ты чего? Я ж тебя не сильно…

— Что это было? — промямлил я. Во рту тоже был вкус крови.

— Прости, я не хотел… Извини. Само получилось, подумать не успел…

Мы стояли на коленях у кромки воды. Мишка зачерпывал воду ладонью и умывал мне лицо. Его ладонь была жёсткой и шершавой, как тёрка; она заботливо отирала мне всё лицо, часто возвращаясь к верхней губе.

— Кровищи-то сколько, — пробормотал он.

Когда новая пригоршня воды плескала мне в лицо, я задерживал дыхание. Стекавшая обратно вода была розового цвета. Мишка свернул пиджак, уложил меня на спину и подложил его мне под шею. Он нажал мне на переносицу, ощупывая кость.

— Не больно? — спросил он.

— Вроде нет, — ответил я немного гнусаво: в носу у меня хлюпала кровь.

— Ну, хочешь — врежь мне тоже, — сказал Мишка в пылу раскаяния. — Давай, бей со всех сил. Не бойся, башка у меня крепкая. Покрепче, чем у некоторых.

— Да ну тебя, — махнул я рукой.

Минут пять я лежал на Мишкином пиджаке с зажатым носом, пока не остановилась кровь.

— Пошли домой, — сказал Мишка.

Когда я встал на ноги, у меня закружилась голова, и я повалился на Мишку. Кряхтя, он взвалил меня на себя и потащил.

— Пусти, ты надорвёшься, — сказал я.

— Ничего, я сильный, — прокряхтел он. — Только не болтай ногами.

Да уж, нечего сказать — я только что испытал на себе всю его силу: моя голова гудела, как колокол, всё ещё чувствовался привкус крови. Мишка пронёс меня половину пути, потом поставил меня на ноги и вёл, перекинув мою руку через своё плечо.

По счастью, у меня дома никого не было. Мишка заставил меня лечь на кровать и положил мне на лоб мокрое полотенце. Его рубашка на груди и левый лацкан пиджака были запачканы моей кровью. Кепку он забыл на острове, и мне было смешно смотреть на него. Видя, что это меня забавляет, он стал нарочно смешить меня: щёлкнув себя по макушке, он скорчил рожу, сдвинув глаза к переносице. Я угорал над ним минут двадцать и постепенно почувствовал, что мне стало лучше. Голова побаливала, но в целом я пришёл в себя полностью.

Утром я проснулся от грохота. Сначала я подумал, что началась гроза, но солнце светило сквозь занавески ярко. Я вышел во двор, где отец разговаривал с соседом Николаем Ивановичем.

— Что это грохнуло? — спросил я их.

— Остров подравнивают динамитом, — ответил Николай Иванович. — Без этого там ничего не поставишь: там глыбы каменные такие, что по-другому их не свернуть.

Я помертвел. Наверно, отцу и Николаю Ивановичу застлало пылью глаза — так я рванул к острову. На берегу была группа подрывников, а на острове, который стал неузнаваемо плоским, рабочие раскидывали камни, сбрасывая их в воду. Вдруг один крикнул:

— Смотрите-ка, кость!

и помахал в воздухе чем-то. Мне вдруг стало нехорошо: солнце сверкало на воде слишком ярко, и от ослепительных бликов меня подташнивало. Голова налилась свинцом, в жару мне вдруг стало холодно, и я качнулся назад, но чьи-то руки поддержали меня сзади.

— Ты чего? — услышал я голос Мишки.

Я сел на песок. Мишка заглянул мне в лицо.

— Ничего, — пробормотал я. — Голову напекло.

Мы шли вдоль берега. Песок был горячий, и мы несли обувь в руках.

— Быстро они принялись за работу, — сказал я. — Что будем делать?

— Найдём новый остров, — сказал Мишка, щурясь на солнце.

— Ты же был против этого, — усмехнулся я.

— теперь я всё равно не хочу видеть его, — вздохнул он.

— Почему?

— Я ударил тебя там.

У Мишки всегда было так: сегодня — одно, завтра — другое, и я уже давно перестал удивляться. Когда мы проходили мимо островка, на котором росли три кривых, изогнувшихся берёзы, я спросил:

— Как тебе этот?

Мишка глянул, пожал плечами.

— можно построить дом на деревьях, — сказал он.