Ничья

– Он ничем не удивил бы вас, господин.

– Почем тебе знать? – усмехнулся советник и поманил к костру.

Аккуратно, чтобы не расплескать чай, поднялась и присела, где указали. Пламя потрескивало совсем рядом, буквально руку протяни, живое, манящее, загадочное. А над головой звезды, много-много, словно кто-то пролил на небо молоко, и оно застыло искрящимися каплями.

– Разумеется, мне неведомы ваши интересы.

– Ты можешь говорить нормально? – раздраженно спросил Адриан.

В недоумении уставилась на него. Как же, по мнению советника, должна отвечать наложница? Мы не соседи, даже не обычные прохожие, он купил меня на рынке. Да и разве не Адриан требовал почтительности? Вот я ее и проявляю.

– Ненавидишь меня?

Вопрос застал врасплох, наверное, поэтому ответила правду:

– Немного.

– Только немного? – пришел черед хозяина поднимать брови. – Выходит, кого-то ты ненавидишь больше.

– Да. Сборщицу и жреца.

Глупо, наивно, по-детски, его не волнуют мои чувства, но сказанного не воротишь. Оно породило насмешку, новые вопросы.

– И чем же они тебе не угодили?

Зеленые глаза блеснули. Хозяин поднялся, кивком велев проследить за дальнейшим приготовлением сочных бараньих окороков, и навис надо мной. Голова сама собой втянулась в плечи, руки в защитном жесте сложились на груди – рабами становятся быстро.

– Вы должны сами понимать, господин.

Однако я не лепетала в ответ, а продолжала говорить правду, которая, возможно, меня погубит.

Адриан помолчал, пожевав губу. Взгляд его на мгновение изменился. Казалось, сейчас взметнется рука, и меня схватят и высекут. Однако советник ничего не сделал, продолжал смотреть. Ощущая себя неловко, еще ниже опустила голову, надеясь хотя бы так избавиться от назойливого взгляда.

– В храме рассказывали о чести?

– Не в храме, а мой отец и мать, – смело поправила советника и таки подняла голову. Если опасности не миновать, встречу ее лицом к лицу. – И она состоит вовсе не в том, о чем твердил жрец.

– Опасные слова! – покачал головой Адриан и опустился на землю рядом со мной. Отодвинуться не позволил, цепко ухватил за локоток. – Больше ни с кем так не разговаривай.

– Когда уже нечего терять, держишься за последнее, – упрямо возразила я. – Господину не на что жаловаться, в его распоряжении мое тело, но моих мыслей и души он не получит.

Сердце обмерло и упало в пятки, когда советник резким движением развернул к себе, вцепившись в подбородок. Пальцы его превратились в тиски, глаза – в бурлящее штормовое море.

– Ты смеешь считать себя выше меня? – прошипел он.

Не напрасно император сделал маркиза советником, Адриан ухватил самую суть и пришел в бешенство. Его можно понять: какая-то рабыня не склонила голову перед величием важного сановника, не оценила возможность ублажать его, а не развлекать посетителей Храма наслаждений.

– Ну же! – Адриан требовал ответа, сжимая пальцы все сильнее.

Еще немного, и кости захрустят, он вывихнет мне челюсть. Только вот я не могла ответить. Выберешь «да», обречешь себя на смерть, скажешь «нет», предашь себя. И я молчала, отдавшись во власть судьбы.

– Хитрая!

Советник отпустил и толкнул, зло, с намерением опрокинуть на землю. Своего он добился – я упала.

– Прав император, не следовало покупать рьянку, – мрачно продолжил Адриан. – Однако в спальне ты выполняла мои команды. Ну, объясни, как можно ублажать того, кого считаешь недостойным.

От ответа зависело мое грядущее, подумать бы, подобрать верные слова, но с языка уже слетело:

– Я совсем не знаю вас, господин, как можно считать вас достойным или, наоборот, недостойным? Вы упоминали спальню, но и там не произошло ничего, что случилось бы против моей воли. Я могла воспротивиться, но предпочла покориться.

Показалось, или вокруг стало тихо? Только потрескивали сучья в костре. Спутники советника застыли, мысленно осуждали или, наоборот, жалели дерзкую наложницу. Даже кони, и те перестали хрустеть овсом в торбах.

– Джанет, значит… – Хозяин отвернулся и поднялся на ноги. – Я запомню. Не надейся зачахнуть в гареме, жирея от сладостей и полуденного сна.

Совсем другого наказания я ждала, да что там, все приговорили юную рабыню, а она вдруг вознеслась до любимицы. Не понимаю мужчин! Или Адриан надумал сломить, покорить? Пусть сколько угодно зовет на ложе, ответных чувств не добьется. Я не отдам и капельки души, одно лишь тело.

Вскоре мясо и другие блюда сготовились, и мы устроились ужинать. Я сидела по левую руку от советника и боялась лишний раз вздохнуть. Адриан же спокойно беседовал с командиром охраны о погоде, охоте на диких уток и прочих мелочах. Более того, словно ничего не произошло, он отрезал мне вожделенный кусок баранины – разделкой мяса советник заведовал сам. После пришло время отдыха. Я впервые спала под открытым небом. Смешно, учитывая мое происхождение. Но это так, мой опыт ограничивался только храмом и фургоном, тут же пришлось расстилать одеяло на голой земле. Пригодилась накидка, без нее я бы продрогла.

– Ляжешь одна, гордая? – полетел в спину смешок Адриана.