Ничья длится мгновение (сборник)

Она все-таки успела в магазин, когда взъерошенного мужичонки уже и след простыл. Чего она так рвалась туда?

С замирающим сердцем поднялась по шести, а может быть, семи каменным ступенькам, медленно толкнула дверь. И дверь подалась, отворилась, тонко ужалив звоном колокольчика.

Хорошо, что успела.

Магазин внутри был большой, с широкими прилавками вдоль стен. А уж тканей, тканей! Такие тонкие… И ни живой души — ни по ту, ни по эту сторону прилавков.

Все рулоны, рулоны…

Она осторожно потрогала один. Материя была скользкая, блестящая и прозрачно-тонкая.

Вот бы ей на платье такую, блескучую, гладкую, с зелеными клеверочками. В самый раз бы к новым коричневым туфлям. Сразу б кто-нибудь в услуженье взял.

Нет, никакого другого места ей не надо. Хочет здесь, в магазине, стоять за прилавком, перебирать в руках тонкие скользкие ткани и нахваливать всем и каждому: покупайте! покупайте!

Когда-то, давно, она была здесь. Вместе с Винцасом. И так же гладили они разноцветные рулоны.

— Вот заработаю денег, вернусь и куплю тебе самое нарядное платье. И еще одно — белое, с фатой.

И уехал.

Ей хотелось бы стоять за прилавком.

Покупайте, покупайте мануфактуру!

— Что угодно, барышня? Что вам показать?

В глубине магазина была тяжелая занавесь, а за нею дверь. Оттуда вышел хозяин — невысокий, толстенький, в застегнутом жилете. Из средней петельки в карман жилета спускалась толстая желтая цепочка. Небось и часы золотые при ней.

Хозяин ловко взобрался на лесенку, достал с полки рулон, бросил на стол, потом еще один — и снова бросил.

Падая, они шелестели, как живые.

Она попятилась.

Хозяин перегнулся через прилавок.

— А может, барышня уже замужем?

Она замотала головой.

Он деловито осмотрел ее с головы до ног, потом хитро прищурился, задержавшись взглядом на груди.

— Может, барышне что-нибудь к крестинам?

Вытянув руку, опустив глаза, она боком двигалась вдоль прилавка, гладя ткани, тонкие и толстые, но все приятные, мягкие.

— Так что же вам, барышня?

Не поднимая глаз, ответила:

— Я работу ищу.

— Работу.

Она подняла глаза.

— Я бы все делала… Что только скажут…

Сейчас она согласилась бы и не стоять за прилавком, а только подметать в магазине. Подметать, подметать и видеть, как люди покупают мануфактуру.

Хозяин смотрел и хитро щурился.

— Кто не возьмет такую красавицу? И я бы взял, но у нас служить не очень-то весело. Глупые юнцы обзывать будут, никто рандеву не назначит. Я бы взял, да жалко мне — такая красивая барышня…

Она обеими руками оперлась на прилавок, подалась вперед.

— Нет, нет. Не могу. Такая красавица барышня… Не-е-ет.

Он по-прежнему смотрел на ее грудь и хитро улыбался.

— Зайдите к Лепайтисам… Им служанка нужна. Очень хорошие господа, рекомендую.

Он показал дом, и она вышла за дверь.

Больно ужалил колокольчик.

Она сбежала вниз по тем же шести или семи каменным ступенькам.

Господи, и зачем она ходила в магазин? Так спешила все время! А сама только оттягивала возвращение домой…

Юозукас начал больно жевать. Она открыла глаза и сунула ему вторую грудь. Как он, бедный, истомился, изголодался. Барахтается, мягкий, теплый. Как истомился, как…

Дом Лепайтисов был каменный, под красной крышей. Впереди, с улицы, блестела застекленная веранда.

Она робко постучалась в дверь веранды.

Никто не вышел.

Подождала и постучалась еще раз.

Она боялась открыть дверь, как боялась отворить калитку, когда ходила к усадьбе Бернотасов.

— Кто там? Кто-о та-ам? — распевая, выскочил на веранду мальчуган.

Открыл не сразу.

— Что надо? — спросил, наклонив голову. — Что скажете, мадам?

— Мне Лепайтисов… Это здесь?

Она боялась, что мальчуган захлопнет дверь, и, напевая, убежит обратно в комнаты.

Нет! Не убежал.

— Мама! Иди сюда! Тут какая-то баба пришла! Ба-а-аба! Мам-мам-мам!

Вышла Лепайтене.

— Здравствуйте… поня…[1] Вам служанка требуется…

— Зайди с другого конца.

Она обошла вокруг дома и остановилась перед дверью, выходящей во двор. Ее била дрожь. Она вся съежилась. Хотела накинуть платок, но в платке были завязаны ее немудреные пожитки.

Дверь открылась.

На пороге стояли поня Лепайтене и понас Лепайтис. А между ними — понайтис. Все трое долго смотрели на нее. Она не выдержала — страх подгонял:

— Я… всякую работу могу… Все, что скажете…

Лепайтис заметил вполголоса:

— Подняла с кушетки… Целый день с мужичьем возись, и дома не дают покоя.

— Пап, пап! Хорошие торги были? Что сначала продали? Корову? Па-па…

— Помолчи! — прикрикнула Лепайтене и тоже вполголоса добавила: — Сам увидишь, что не так-то просто найти служанку.

— И ради этого ты подняла меня с кушетки? Видишь ведь, какая она замызганная, мокрая вся. Еще заразит чем-нибудь…

— Ничего не понимаешь. Это, наверно, девка с ребенком…

И спросила громко:

— Муж есть? Ты замужем?

Она покачала головой.

— А ребенок есть?

Она смотрела вытаращив глаза и сперва медленно, а затем быстро-быстро замотала головой.

Лепайтене снова вполголоса сказала:

— Врет…

— И для этого ты меня подняла, для этого?

Лепайтене не ответила мужу. А ей сказала:

— Можешь идти. Нам не требуется. Уже нашли служанку. Там, дальше искали одни. Правда, евреи. Зайди, может, возьмут.