Ничья на карусели

Если бы в соревнованиях по плаванию не было разворота, а дистанция не дробилась на этапы, то все четыреста метров пришлось бы плыть на пике возможностей, и заплыв наверняка превратился бы в мрачный беспомощный ад. Разворот делит четыреста метров на две части. Во время разворота спортсмен думает о том, что половина дистанции позади. Мысленно делит оставшиеся двести метров еще пополам — вот позади уже три четверти. И еще пополам… Так длинная дистанция постепенно дробится на короткие участки. Сознание работает соответственно: надо преодолеть следующие пять метров. Проплыв пять метров из четырехсот, мы сокращаем дистанцию на одну восьмидесятую. Такой подход позволяет спортсмену в полную силу пройти последние пятьдесят метров, даже если при этом его будет выворачивать от спазмов и судорог. Ясное сознание — вот что главное в жизни.

Итак, когда тридцать пятый день рождения замаячил в непосредственной близости, у него не было и тени сомнения, что он подошел к развороту. Никаких колебаний. Тридцать пять — половина семидесяти — то, что нужно. Удастся прожить дольше семидесяти — он примет это с благодарностью. Но официальный срок его жизни семьдесят лет. Семьдесят лет он плывет в полную силу — таким было его решение. Это позволит ему прожить жизнь как следует.

«Итак, половина пути позади», — думал он.

24 марта 1983 года ему исполнилось тридцать пять лет. Жена подарила ему зеленый кашемировый пуловер. Когда стемнело, они вдвоем отправились в любимый ресторанчик на Аояме, заказали рыбу, выпили вина. После ужина посидели в небольшом баре, выпив по три или четыре джин-тоника. Он решил не говорить жене о «развороте», прекрасно отдавая себе отчет в том, что в глазах другого человека наверняка будет выглядеть идиотом.

На такси они вернулись домой, занимались сексом. Он принял душ, прошел в кухню, вернулся в спальню с банкой пива — жена крепко спала. Повесил галстук и костюм в гардероб, сложил шелковое платье жены. Свою рубашку и ее чулки бросил в корзину для грязного белья в ванной.

Устроившись на диване с пивом, некоторое время рассматривал спящее лицо жены. В январе ей исполнилось тридцать. Она пока находилась по ту сторону водораздела. Он же был уже по эту сторону. При мысли об этом его охватило странное чувство. Допив пиво, он сцепил руки на затылке и беззвучно засмеялся.

Конечно, возможны корректировки. Стоит лишь принять новое решение о том, что жить ему предстоит до восьмидесяти лет. И тогда поворотный момент наступит в сорок, а он сможет еще на пять лет задержаться по эту сторону. Но нет. Ему тридцать пять, и он уже преодолел разворот. Так тому и быть.

Он прошел в кухню и выпил еще одну банку пива. Затем улегся перед музыкальным центром в гостиной, надел наушники и до двух ночи слушал симфонии Брукнера  [4]. Каждый раз, слушая в ночи длинные симфонии Брукнера, он испытывал циничную радость. Удивительную радость, которую может дарить только музыка. Грандиозный расход времени, энергии и таланта…

Сразу оговорюсь, что все написанное здесь от начала и до конца повторяет его рассказ. Безусловно, тут присутствует некоторая литературная драматизация, кроме того, я убрал кое-какие моменты, способные вызвать недоверие. Задавая наводящие вопросы, дополнил детали. Кое-где использовал свое воображение. Тем не менее в целом это повествование можно считать простым пересказом его истории. Он излагал свои мысли четко, по существу; где нужно, подробно описывал детали. Такой уж он человек.

Эту историю он поведал мне в кафе у бассейна одного из спортивных клубов.

Наутро после дня рождения было воскресенье. Он проснулся в семь, вскипятил воду, сварил кофе, приготовил салат из латука с огурцом. Удивительно, но жена все еще крепко спала. После завтрака под музыку сделал активную пятнадцатиминутную зарядку — привычка еще со времен занятий плаванием. Принял прохладный душ, вымыл голову, побрился. Долго и тщательно чистил зубы. Выдавив на щетку совсем немного пасты, медленно почистил каждый зуб с внешней и с внутренней стороны. Между зубами прошелся зубной нитью. В стакане на раковине только его зубных щеток стояло три вида. Он использовал их по очереди, чтобы не возникало привыкания.

Закончив утренние процедуры, он не отправился, как обычно, на прогулку по окрестностям, а встал голым перед большим зеркалом, намереваясь тщательно исследовать собственное тело. Это было первое утро второй половины его жизни. С дотошностью врача, осматривающего новорожденного, он со странным чувством изучал каждый сантиметр своего тела.