Ничья земля - Ничья земля. Дети капища. Дураки и герои. Школа негодяев

Титаренко внимательно посмотрел на Сергеева. Взгляд у него был тяжелый, немигающий, как у ужа, но без враждебности — так рассматривают экспонаты в музее естественных наук — вершину творчества местного таксидермиста, побитую раскормленной молью.

Сергеев взгляд выдержал спокойно, улыбнулся в ответ, подумав про себя за те несколько секунд, что Титаренко сверлил его глазами, что иметь Александра Леонидовича во врагах — роскошь, доступная далеко не всем. Нехороший взгляд был у Александра Леонидовича, тяжелый. Раньше такой взгляд называли «дурным глазом». Может быть, поэтому и не любил партийный лидер появляться на фотокарточках и в телевизионном кадре. В сравнении с ним даже российский коммунистический вождь Зюганов, до того как имиджмейкеры научили его улыбаться, а не показывать коренные зубы в свирепом оскале, выглядел нежным и пушистым воспитателем младшей группы детского сада.

Для публики у национал-демократов был припасен Петр Сидорчук — воспитанный, вполне европейский, склонный к дискуссиям и, что самое главное, одним своим видом вызывающий желание немедля вступить в ряды движения. Особенно его внешность действовала на женщин в возрасте до пятидесяти лет.

Начальник партийной контрразведки, партийный идеолог, блестящий предприниматель и, как и Титаренко, достаточно известный юрист, Петр Виленович внешне был привлекателен, несмотря на ширившиеся надо лбом залысины и непропорционально маленький нос. А когда Петр Виленович улыбался, то его верные поклонницы разных возрастных категорий падали штабелями — настолько привлекательным, одухотворенным, да, что говорить, просто красивым становилось его лицо.

Как политик Сидорчук казался Михаилу гораздо интересней Титаренко. Хотя из рассказов Виктории Сергеев в целом представлял себе истинную расстановку сил.

Вообще, партия господ Титаренко — Сидорчука — Блинова, скорее, была удачным коммерческим предприятием, чем политическим образованием. Политика, естественно, играла в их жизни главную роль, но только потому, что от нее зависели успехи бизнес-деятельности. Эта позиция была выстрадана, вымучена, выношена, но не уникальна. Из всех партий только социалисты старались показать себя бессребрениками, существующими на взносы членов партии и спонсорские деньги. Но социалисты и их бессменный лидер господин Жаркий были людьми кое в чем уникальными, но далеко не все настолько бедными, какими хотели казаться. Остальные, что провластные, что оппозиционные, что условно нейтральные, понимали, что век депутата короток, вопросов, которые надо решать, много, а денег всегда не хватает.

Время энтузиастов закончилось давно, ровно в тот момент, когда первый энтузиаст-депутат понял, что сами стены Верховной Рады своими флуктуациями порождают движение денежных потоков. И, осознав это, возрадовался. И вместе с ним возрадовались все остальные, ибо поняли, что в этом их счастье!

Но, если без шуток, абсолютное большинство тех, кто шел в Верховную Раду еще в первом созыве, прекрасно понимали, зачем туда идут. Были, конечно, отдельные светлые личности, не лишенные идеализма, но среда меняет человека и через несколько лет эти светлые личности легко сливались с общим фоном. Или исчезали из кулуаров по тем или другим причинам. Причин доставало в избытке.

Вместо тех, кто проиграл в предвыборной гонке, в стены Рады приходили новые депутаты. Люди непростые, с большими состояниями и невнятным прошлым, выигравшие на выборах с помощью каких-то странных приемчиков с английскими, малопонятными названиями. А чаще с помощью крепких ребят, огромных бабок, качественных ксероксов и дорогих ризографов. В конце гонки каждого из прорвавшихся к кормилу ждали депутатская неприкосновенность, привилегии и власть. Пусть и ограниченная, в сравнении с властью президента или премьера, но настолько большая, что простым украинским гражданам должна была казаться практически безграничной. И деньги. Конечно же — деньги.

За лоббирование интересов, за противостояние лоббированию, за переход из фракции во фракцию, за поддержку чужого бизнеса, если так корректно можно назвать банальное «крышевание». На глазах у азартно голосующего народа его избранники, приходившие в Раду в старых чешских костюмах, купленных в советское время за сто сорок полновесных рублей, превращались в приверженцев «хай кутюр» и представительских автомобилей ценой в сто с лишним тысяч долларов.

Те же, кто изначально приезжал на работу в Верховную Раду на «мерседесах», тюнингованных фирмой «Брабус», и в костюмах от Бриони, сразу переходили на качественно другой уровень потребления. Для них, имевших все и до того, как войти в здание на Грушевского, интерес представляла сама власть. Не как абстракция, конечно, а как средство создания монополий и бизнес-конгломератов, не имевших аналогов по степени влияния на Украине.