Ничья жизнь

– Но я же победил, – покачал я головой. – Да и по-моему это было бы только излишним затягиванием битвы. Так нельзя – это не тот противник, здесь нужно действовать по-другому. Blitzkriеg – молниеносная война… Я сейчас, наверное, очень сумбурно говорю, да? Извини, просто не могу твёрдо всё обосновать, но я тогда почувствовал, что чем дольше буду драться, тем больше будет риск. Да и разрушений при таком исходе было бы гораздо больше, а мы же и так разнесли половину Токио-3…

– Несущественно, – произнесла командир. – Для этого он и был создан. Но чувства к делу не пришьёшь – запомни это, Синдзи.

– Вам, сидящим на командном центре, хорошо говорить, – тоскливо протянул я. – А у меня в бою были совсем другие впечатления – когда эта тварь стреляет по тебе и пытается убить, трудно мыслить обычными категориями… По тебе стреляют – беги, враг отвлёкся – бей… Извини, Мисато, но кроме чувств мне и нечего было по сути предъявить. Весь мой бой – это одни только чувства. Чувства, но не эмоции…

– Прирождённый Пилот… – проворчала Кацураги. – Рицко мне уже все уши этим прожужжала… Неужели и правда умение пилотировать Еву заложено на генетическом уровне?..

– Кто знает, – пожал я плечами. – Как-то об этом не задумывался – для этого у нас есть научный отдел, вот они пускай и узнают, что к чему… А я буду просто драться – такая у меня работа.

– Родину защищать, – тут же ввернула капитан. Что-что, а вот память у неё просто отличная…

– Да, – просто кивнул я. – А как же иначе? Только получается, что у меня Родина – вся планета. Я бы и рад отказаться от этой миссии – не знал бы горя, просто учился в школе, слушал музыку и читал про войну… Но раз уж больше некому, то кто, если не я? Кто, если не мы?

– Хорошо, что ты это понимаешь, Синдзи, – вздохнула командир. – И правда, кто если не мы?..

Я не солгал тебе, Мисато, ни на полслова.

Да, я такой. Правда, только правда и ничего, кроме правды. Я не космополит, но трудно оставаться прежним, когда ты по рождению русский, по крови теперь японец, а вместе с тобой дерутся люди из самых разных стран. Плевал я на все остальные страны, на весь этот западный мир, но раз уж даже здесь нашлись нормальные люди, то, быть может, ещё не всё потеряно? Быть может, после Второго Удара у нас у всех появился второй шанс всё исправить и наладить? Болью, кровью и потом смыть накопившиеся грехи, построить, чёрт побери, прекрасный новый мир на обломках старого… Коммунизм? Да, пожалуй. Но без партий и плановой экономики, а просто общество справедливости, где каждому будет воздаваться по способностям и где все будут равны. Не одинаковы, но равны в возможностях и шансах.

Великая цель, великая миссия…

Жаль только, что не мне её исполнять. У меня другая работа – драться с Ангелами, а не нести в этот мир добро и справедливость. Просто быть нормальным человеком, а не тварью, и стараться не преумножать зло. Просто быть нормальным человеком, зная, что рядом вот друзья, а где-то там есть враги, идеальные враги. Слава богу, не другие люди, а бездушные создания, несущие смерть и разрушение. Борьба с ними – это даже не война, а просто работа по истреблению паразитов и вредителей. Тяжёлая, грязная, муторная, но необходимая.

Потому как Ангелы – это ещё одно испытание для нас, для людей. Вестники Апокалипсиса, с которыми мы в силах сражаться. Идеальный враг. Бесконечно чужой, непонятный и внушающий отвращение пополам со страхом. Но мы сильнее этого страха, у нас есть силы, чтобы встретить врага лицом к лицу, не опустив руки и не впав в отчаянье.

Чтобы кто-то жил после нас и смог строить по-настоящему светлое будущее, кому-то сейчас придётся драться. Хочешь – не хочешь, уже неважно. Враг на пороге твоего дома и пора подниматься в бой. Потому что больше некому. Кто если не мы? Никто, кроме нас.

Мы обречены на бой, а Ангелы обречены на смерть. Они уже мертвы – все, до единого, но ещё просто не знают этого. Мы бьёмся с мертецами…

Ужасный сон отяготел над нами,
Ужасный безобразный сон —
В крови до пят мы бьёмся с мертвецами
Воскресшими для новых похорон.[2]

Глава 2. Отпуск

Проснулся я на следующий день просто невероятно поздно – аж в десять часов утра. Схватив в охапку полотенце и прочие помывочные принадлежности, направился в ванную…

И только при попытке умыться, когда до меня дошло, что я ранен (забинтованная рука была резво отдёрнута от струи воды), в голову пришло осознание – да я же в двухдневном отпуске!..

Ощущение оказалось очень приятным… И в то же время странным. Как оказалось, я уже совершенно отвык от сладостного ничегонеделанья, сбой в устаканившемся распорядке дня привёл организм в самое настоящее недоумение.