Ничья жизнь

– Верно. Но ты наверняка не знаешь, что на тот момент в Антарктиде находилась научная экспедиция под руководством моего отца, профессора Такеши Кацураги, – девушка ненадолго замолчала, а затем продолжила. – И я там тоже была – мне тогда было столько же лет, сколько тебе сейчас. Это был первый раз, когда отец взял меня куда-то с собой… Он вообще редко со мной виделся, мама умерла сразу после моего рождения, а всё детство я провела в одном из специализированных интернатов…

– Мисато, – мягко прервал я командира. – Если ты не хочешь об этом говорить, то не надо. Я же вижу, что тебе тяжело… Не нужно, я всё понял…

– Нет, Синдзи, – замотала головой Кацураги. – У нас же не должно быть друг от друга секретов, ведь так? Мы же с тобой друзья… Вот я и хочу, чтобы ты знал всё обо мне – знаю, ты меня поймёшь…

– Если тебе будет легче, то, конечно же, лучше говори.

– Будет, непременно будет, – невесело усмехнулась майор. – Ну, так вот… Именно экспедиция моего отца обнаружила во льдах Антарктиды Адама. Я помню научную станцию на побережье материка, она была очень большая. Там были какие-то бункеры, подземные сооружения, но меня туда никогда не пускали. Не знаю точно, чем они занимались и что исследовали – информация об этом до сих пор засекречена… Помню, отец занимался разработками в области физики, но чем конкретно – мне тогда было не понять… И вот, похоже, в один очень непрекрасный день все эти учёные зашли слишком далеко.

Мисато смотрела прямо перед собой и рассказывала, рассказывала… Постепенно из её голоса уходили боль и напряжённость, оставалось только горечь и усталость.

– Я уже не помню всех подробностей – врачи говорили, что мозг просто отказался запоминать самые страшные вещи. Да и сознание я несколько раз теряла… Помню только сильные взрывы, огонь, бегущих людей и ярко-золотое сияние, разлитое в воздухе… Откуда-то взялась боль во всём теле, кто-то что-то кричал, ругался… Отец с немногими уцелевшими первой атаки попытался на снегоходах прорваться к пирсам, чтобы эвакуироваться на кораблях, но ничего не получилось.

Девушка плотно сжала губы, пытаясь их дрожь.

– На одном из кораблей был экспериментальный образец какой-то спасательной капсулы, очень похожей на контактную… Отец единственный из всех смог до неё добраться, но сам уже был слишком тяжело ранен, а системы жизнеобеспечения капсулы не смогли бы спасти двоих. Он уложил меня в неё, а сам остался там. Помню, как отец наклонился надо мной и что-то прошептал… Проклятье, ну почему же я не помню, что?! А потом… Что было потом я уже не знаю. Последнее, что я запомнила перед тем, как капсула загерметизировалась, это была картина взрывающейся горной гряды, что была недалеко от нашей базы…

Кацураги сунула руку под блузку и вытянула наружу свой чёрный металлический крестик, висящий на тонком кожаном ремешке.

– Это был крестик моего отца, он отдал его мне перед смертью, – показала мне его майор. – Теперь я с ним никогда не расстаюсь – это единственное, что осталось мне на память о нём…

С холодом в груди я слушал её исповедь.

Одно дело думать об окружающем, как о выдуманной реальности, и совсем другое – слушать настоящего живого человека. Это тяжело, очень. И это не выдумка, а самая что ни на есть реальная реальность…

Беззаботная и весёлая Мисато успела испытать и повидать в жизни много такого, от чего даже у самых сильных людей могла бы поехать крыша. Но она смогла преодолеть всё это, не сломавшись и не ожесточившись…

– Позже это назовут Вторым Ударом, когда в прессе все наперебой будут сравнивать случившийся катаклизм с гибелью динозавров – Первым Ударом, – продолжала Кацураги. – Но мы-то не динозавры – мы от таких мелочей не вымираем… Меня подобрал спустя неделю после катаклизма какой-то американский военный корабль, идущий в США. Потом доставили в Штаты, затем переправили в Японию, в специальную клинику – это постарались люди, на которых работал мой отец. Они хотели получить от меня хоть какие-нибудь сведения о случившемся, но тщетно – целых два года я вообще не разговаривала. Сказали – тяжёлая психологическая травма. Вот тогда-то я и наобщалась со всеми эти специалистами по чужой психике, да так, что меня от них до сих пор тошнит…

Блин, да она же мои слова почти точь-в-точь повторила!..

– Хотя, нужно признать, кое в чём они мне тогда всё-таки помогли – без их помощи я бы приходила в себя гораздо дольше, – произнесла Мисато.

– Это всё просто ужасно… – невольно поёжился я.

– Я тебе испугала? – виновато спросила Кацураги. – Извини, просто я не хотела, чтобы между нами были какие-то недомолвки…

Эх, Мисато… Ты действительно честна со мной, а вот я не могу отплатить тебе той же монетой… Мне приходится врать, чтобы помочь вам всем…

– Да ничего, и вовсе я не испугался… Почти. Просто не каждый день такое услышишь…

– Это ты верно заметил, – кивнула майор. – Мне про это вообще-то особо болтать нельзя – тайна очень высокого уровня… Но тебе можно.

– Спасибо за оказанное мне доверие, – очень серьёзно произнёс я.