Ничья

…В то незабвенное утро, когда они пришли вдвоём к Гуменникову, за чаем шла речь не только о том, что Томасик, якобы, дурочка (фигура, лицо, наряды – главное, а вот Бином Ньютона – чушь собачья), ещё речь шла о «профессии». И Вера Алексеевна, будто дававшая отчёт Гуменникову в том, как она безобразно воспитала и вырастила дочку, буквально похвасталась тем, что Томасик ведь умеет кое-что: она умеет печатать на пишущей машинке «слепым методом»! Да, да, не двумя пальцами, а всеми десятью. Она в этом оказалась ужасно способной! И даже о том рассказала мать, как с работы привезла списанную машинку под названием «Башкирия», ужасный агрегат, где половина литеров западала, остальные печатали криво. Кое-как втащил эту рухлядь шофёр такси. Потом был найден мастер золотые руки, который выгнул литеры обратно, и стала эта утиль печатать. И Томка тренировалась. Ей самой просто очень нравилось смотреть на свои руки, как они нажимают клавиши. Слепому методу она обучалась в школе, где последний год велась усиленная «профориентация», девочек учили печатать. И этот метод Томка никак не могла освоить. Её тянуло подглядывать в клавиатуру, и от этого пальцы путались и сбивались. Но ей поставила тройку преподавательница, тонкая в талии немолодая женщина с крупной от волос головой и с горбатым неженским носом. Зато руки у неё были – загляденье. Томка все уроки наблюдала за её руками. За время учёбы она переняла почти все «удивительные» жесты, поражающие пластикой. Перед зеркалом тренировалась, копируя учительницу, будто собиралась сыграть её на сцене…

…Кстати, насчёт сцены. Однажды в школу пришёл на встречу с учащимися режиссёр. Пока он рассказывал о своей работе, не сводил глаз с ученицы Тамары Колясниковой. Приметил её ещё в коридоре. Они вместе дошли до класса при утихшем школьном звонке. В театральном училище, куда этот режиссёр велел ей срочно прийти, солидные дядьки и тётки попросили её прочесть басню, стихотворение и что-нибудь станцевать. Это не было экзаменом, просто режиссёр этот с двойной фамилией Соколов-Можайский собрался ей протежировать на будущем экзамене и по-дружески уговорил коллег-преподавателей посмотреть Томку. В итоге он сам скривил лицо, как от кислого. С такими же унылыми лицами сидели его коллеги и, видимо, после ухода Томки он получил от них нагоняй за то, что отнял время даром. Но сам он не терял надежд, о чём уведомил по телефону. По его просьбе она пришла на каток, где режиссёр твёрдо стоял на коньках в надежде, что вызванная им на свидание старшеклассница не сможет твёрдо стоять на льду, и он станет возить Колясникову сам, точно в коляске, по всему катку на смех другим. Томка хорошо каталась и убегала от него, а за кофе с булочкой в буфете катка проникновенно глядела в глаза этому старому козлику до его полного смятения. На выходе с катка они поболтали немного. Он обрадовался, узнав, что она совершеннолетняя и пригласил в гости, где рассчитывал на постановку сцены с объятиями. Но, увы, объятий не вышло, и он, обозвал её «фригидой». Томка в трамвае смеялась всю дорогу. А дома ей стало немного обидно: может, старый ловелас прав? И почувствовала себя неполноценной девушкой Тамара Колясникова. В тайной книжке, которую читали все девчонки в классе, это явление упоминалось. Но с матерью, конечно, никаких таких разговоров нельзя было вести. Это же наивный человек, вряд ли читавший книгу: «Половая жизнь во всём многообразии». Да, похоже, – решила Томка, она от природы холодная. Доказательство: представить невозможно, чтоб она могла подчиниться воле какого-то другого человека, мужчины. Другое дело – крутить этим мужчиной так, чтоб он крутился, словно на коньках, изображая из себя подержанного, но ещё смелого фигуриста… Да, она ненормальная. Думать так было обидно.

«Что ж, прекрасно», – бодро сказал Гуменников и вызвал к себе в кабинет заведующую машбюро. Если понравится, то Томасик будет там работать, хотя учиться надо, учиться и ещё раз учиться… Этой мантрой мать и директор завершили её устройство на работу. Впрочем, Гуменников пообещал (обещание потом выполнил): «Как только уволится лаборантка из лаборатории вибраций, а она уже дорабатывает, ты займёшь её место». Говорил так, будто место это было ужасно вакантным. Зарплата в лаборатории была, правда, выше, чем у рядовой машинистки.