— Как вам не стыдно! — воскликнула рыженькая, отшатнувшись, — а еще пожилой человек! Эх, вы! Вас бы надо отправить до конца жизни на перевоспитание в Пояс Астероидов! Ведь я же вам во внучки гожусь! Фу, как мерзко!
Она гневно топнула ножкой и резко повернулась к бедному, съежившемуся Одиссею спиной. Боже, она еще не знала, кого напомнила этому седому, одышливому старикашке! А если бы знала, то, возможно, ее реакция была еще более бурной. Хотя, куда ж еще.
Но все равно, Одиссей испытал к девушке чувство некоторой благодарности. Во всяком случае, от нее первой он узнал о том, что в обществе все еще есть преступники, что есть отработанные способы их перевоспитания.
Это повлияло на его дальнейшую настойчивость, на решимость во что бы то ни стало найти сговорчивого слушателя. Хотя бы одного. В планы бедного возвращенца совсем не входило посещение Пояса Астероидов, а также и прочих экзотических мест.
Но жизнь кончалась, вот беда! И мысль о том, что придется свою одиссею нести в могилу, казалась невыносимой!
Так бедняга решил прибегнуть к старому, проверенному методу. Он сделал самодельную тетрадь в клеенчатом переплете и стал писать мемуары. Само собой — тайком.
Но его тайну раскрыл координатор Касьян. Он был искренне огорчен такой конспирацией.
— Отстаньте от меня! — агрессивно наскакивал на Касьяна припертый к стенке Одиссей, — я автономная личность! Кто вы такие, чтобы навязывать мне вашу дурацкую мораль! С какой стати я должен подчиняться ей! У меня свои принципы! И через двести лет, кто знает, возможно они опять станут самыми высокими!
Касьян лишь разводил руками, что, однако, не означало сдачи позиций.
— Видимо, ты, дядь Дусь, патологический тип, — определил координатор, — но я не буду выдавать тебя перевоспитателям. Пусть они сами решают свои проблемы. Так что, как видишь, кое в чем наши принципы вполне согласуются. Но подумай вот о чем: неужели ты хочешь стать общечеловеческим объектом презрения? Ведь другого человечества в данный момент на Земле нет. Неужели ты не понимаешь, что из-за одного тебя мы не можем менять всеобщую мораль?
Этим принципиальный Касьян добил старика. Про тетрадку больше никто не узнал, потому что тетрадку они тут же и уничтожили. Касьян поджигал исписанные листики по одному, а Одиссей тихонько плакал рядом.
От переживаний он даже заболел, стал отказываться от пищи, худеть на глазах. Думали уже — ну, все, помрет возвращенец. А ведь какой орел был в день прилета!
И когда стали размышлять, как его, бедного, хоронить, если что, тогда и вспомнили про так называемый «комплекс для хранения замороженных фигур», который уже не одно столетие не интересовал никого. Проверили — точно, есть в этом заведении очень похожий на Одиссея живомороженный тип. И поручили деликатное дело сменному координатору Николаю как человеку, первым встретившему возвращенца, как пользующемуся с его стороны особым доверием.
Одиссей лежал утром, по обыкновению глядя в потолок, когда вошел в лечебную комнату Коля и заговорил нарочито бодрым голосом:
— В общем, так, старик. Ты напрасно надеешься помереть, имея о нашем времени только неприятные впечатления. Нам не хочется, чтобы там, в лучшем из иномиров, ты плохо о нас отзывался. Поэтому я хотел бы показать тебе кое-что. Полетим на гравиплане, для летательного ранца ты не очень здоров, тем более, для искривления пространства. Впрочем, в пределах планеты искривлять пространство так и так запрещено.
— Да не хочу я никуда лететь и не хочу никого видеть — заныл Одиссей, не открывая даже глаз, — дайте мне спокойно помереть, изверги!
— Не беспокойся, дядь Дусь, тебе не придется вставать с постели и вообще напрягаться, твоя кровать — это и есть гравилет, а я воспользуюсь ранцем! Итак, вперед!
И не успел Одиссей ничего ответить, ничего даже сообразить не успел, как его кровать воспарила над полом, развернулась и вылетела в окно. Следом выпорхнул Николай. Засвистел в ушах ветер, потянуло одеяло прочь, Одиссей едва удержал его ослабевшими пальцами. Учрежденческий параллелепипед стал быстро-быстро уменьшаться, пока совсем не растворился в легкой дымке.
Двигавшийся невдалеке координатор осторожно подрулил к перепуганному старику, пришвартовался на краешек постели. Что-то он переключил на спинке удивительной кровати, и мигом все стихло, прекратился вой ветра, перестал хлопать незаправленный край простыни, одеяло больше не вырывалось из рук с целью отправиться в самостоятельный полет.
Стало спокойно и уютно, как только что спокойно и уютно было в лечебной комнате. Но меняющийся внизу пейзаж подтверждал, что полет продолжается на той же высоте, с той же скоростью.
Одиссей облегченно откинулся на подушку. Он уже не ждал от жизни никаких радостей, он хотел лишь покоя, а больше ничего. Даже мысль о том, удастся ли встретиться в раю с Пенелопой, а если удастся, то с которой, общий ли рай во Вселенной, или каждая планета имеет автономное царствие небесное, даже эта мысль на некоторое время перестала казаться неотложной и актуальной.