Ничто не вечно под луной

Глаза ее, доселе смотревшие на присутствующих с пустым равнодушием, уставились в одну точку, и в них Скоропупову отчего-то увиделось не удивление, не потрясение, а неуловимая тень недоверия.

— Ты мне врешь! — отчеканила Вера спустя какое-то время, не обманув Валентина Ивановича в его предположении. — Я тебе не верю!

— Ну и дура, — устало пробормотала Аля. — Зачем мне тебе врать? И.., разве такими вещами шутят?

— Не знаю, — упрямо стояла на своем Вера. — И знать не хочу, какую цель ты преследуешь, но я тебе не верю. Уходи! Ты и так слишком многим судьбы поломала, чтобы еще и ко мне подбираться!

Такого Алевтина не ожидала. Робкая, всегда приветливая Верочка вдруг в одночасье превратилась в подозрительную и едва ли не скандальную особу. Ей ли обвинять Алю в том, что она явилась виновницей ее поломанной судьбы?! Ведь это Аля отвела от нее все подозрения в убийстве мужа, правда, не без помощи Скоропупова, но все же…

— Хорошо, — Аля гордо выпрямила спину и холодно посмотрела на Веру. — Я уйду. Не знаю, что с тобой случилось. То ли горе тебя так оглушило, то ли еще что, но я не намерена выслушивать твои обвинения. Если что — звони…

«Ага, как же! Позвоню! — едва не фыркнула Верочка ей вслед. — Жди!»

Если ей и нужно кому-то позвонить сейчас, то уж никак не Алевтине. Пусть неловко ей было за свой тон. Пусть и испытывала уколы совести за то, что вела себя по-скотски, но на то были веские причины. И Верочка намерена была строго следовать инструкциям, оставленным ей одним человеком, не доверять которому она не могла…

Глава 25

Пожилая женщина отворила покосившуюся калитку, по привычке быстрым взглядом осмотрела все вокруг и лишь тогда вошла в свой палисадник. Недовольство — вечный ее спутник — за долгие годы жизни вгрызлось в черты лица, сделав его неприветливым и злобным. Редко кто из соседей осмеливался заговаривать с ней первым. Если уж заговорит сама, то тогда, пожалуйста, а так… Всегда существовала реальная угроза услышать о себе что-нибудь этакое подковыристое и дерзкое.

Но уж если кому нужно было обрести поддержку в трудную минуту, то всегда бежали к ней, наперед зная, что не откажет. И комнату сдаст за полцены, если на голову свалились нежданно-негаданно дальние родственники с видом на жительство. И деньжат одолжит, хотя сама живет на пенсию да на нищенскую зарплату больничной санитарки. Одним словом, не было человека в их районе суровее и неприветливее и в то же время понятливее и отзывчивее, чем Анна Ивановна. Прожила она в своем маленьком покосившемся домике почти двадцать лет, схоронив мужа и не успев обзавестись детьми. Соседки частенько пытались посватать ее, но та лишь осуждающе покачивала головой и опять же недовольно ворчала. Так и жила она в одиночестве тихо и незаметно, не возбуждая ничьего любопытства и не давая повода к пересудам.

Но с некоторых пор все изменилось. И началось то с того памятного пожара, что случился за квартал от их района. Он наделал много шума тогда, и не столько своей неожиданностью, сколько тем, что в пожаре погиб человек. И самое странное заключалось в том, что труп был найден далековато от пепелища.

Ох уж местные сударушки посудачили. Придумывали версию за версией, пытаясь перещеголять друг друга в красноречии и умении пофантазировать. Лишь Анна Ивановна оставалась безучастной ко всем этим разговорам.

Не останавливаясь, проходила мимо сплетниц и, если те пытались заговорить с ней, лишь сверкала в их сторону гневным взглядом. Соседки были озадачены. Ну, ладно, характером ее господь обидел, но поболтать да перемыть косточки окружающим она никогда не была против, а тут поди ж ты…

Бабы призадумались и быстренько свернули разговор в другое русло. Теперь уже не происшествие, а Анна Ивановна стала предметом досужих разговоров. И что самое интересное, она с каждым днем давала к тому все больше и больше поводов. А когда она отказала в помощи прибежавшей к ней почтальонше и, выставив вперед ладонь, не пустила ее на порог, то тут уж сам бог велел ее пропесочить.

— Совсем из ума выжила, старая…

— Да, от одиночества кто не свихнется…

Такие или близкие к ним характеристики неслись теперь вослед Анне Ивановне. Но та, казалось, и не замечает, что из незаметной серой мышки превратилась едва ли не в единственный предмет разговора для соседок. А все дело было в том, что ей совершенно некогда было обращать на них внимание. Все ее свободное время, которое она раньше не знала, как убить, было посвящено теперь ее ненаглядному сыночку. Так, и именно так называла она подобранного полуобгоревшего парня.

Выхаживала его, не спала ночей. Даже грех на душу взяла, облив бензином замерзшего бродяжку. Раз велел ей Олежек так сделать, она и сделала. Ведь в ее пустой, одинокой жизни появился смысл, и она спешила изведать счастье материнства сполна.

— Олежечка, сыночек… — Она слушала свой голос, произносящий эти заветные слова, и не могла ими насладиться.

Тот ей не перечил. Новоявленную мать воспринял как благословение небес, и, стоя перед ней на коленях, поклялся отплатить ей за все добром.