Ничто. Остров и демоны

Тонет понесся наверх. Дверь, казалось, вот-вот вылетит под ударами. Открывать пошла моя сестра сама — она великий дипломат. Тут мы и услышали, как Хуан несет всякую околесицу. Мой зять нахмурился, он, знаешь, не любит всяких чувствительных историй, и поторопился посмотреть, что там происходит. Хуан с ним заспорил. Зять мой мужчина крупный, толстый, росту в нем два метра, но сумасшедшие, знаешь, бывают очень сильные, а Хуан был — ну, точно сумасшедший. Зять не смог его удержать, но зато, когда Хуан уже прошел через лавку и отодвинул занавеску, мой зять ткнул его в спину, и он растянулся на полу, головой к нам в комнату. Мне его, беднягу, стало, жалко. Я ведь люблю Хуана, Андрея. Знаешь, когда я выходила за него, была безумно влюблена. Я встала возле него на колени, приподняла ему голову и стала рассказывать, что вот сижу я тут и играю, чтобы заработать немного денег для малыша. Он меня оттолкнул и, пошатываясь, встал с пола. Тогда моя сестра — руки в боки и давай говорить речь. Она ему прямо сказала, что и сама делала мне предложения, разных мужчин находила, они бы мне хорошо платили, а я не согласилась, потому что люблю его, Хуана, хоть и живу впроголодь по его вине. И всегда молчу и мучаюсь из-за него. У Хуана, бедняги, и руки опустились, стоит и смотрит вокруг. Увидел он, что на столе — ставки, что Кармета и Тереса сидят, да еще два порядочных мальчика, их поклонники. Увидел, что все идет всерьез, никакого веселья… Сестра еще сказала, что пока он собирался убивать меня, я выиграла тридцать дуро. В это время мой зять — он стоял в углу, ухватившись за пояс, возьми да и рыгни, и Хуан чуть опять на него не кинулся. Но моя сестра — баба не промах, ты же ее, девочка, знаешь, так она и говорит:

— Ну, Жоанет, теперь пойдем выпьем с тобой немного, а твоя женушка быстренько уладит свои счеты с друзьями, соберет выигрыш и пойдет с тобою домой, нянчить малыша.

Голова у меня заработала, как машина. Сестра увела Хуана в лавку, а я подумала, что, раз Хуан пришел, значит, ты или бабушка позвонили ему и скорее всего ребенок лежит теперь уже мертвый… Я ведь много думаю, девочка, Тебе кажется, что это не так, верно? А я много думаю.

На меня нашла такая тоска, такая печаль, что я и свои деньги, которые лежали там на столе, где мы играли, сосчитать не могла никак… Потому что я малыша очень люблю, он ведь очень миленький, верно? Бедненький мой…

Тогда Кармета, очень она хорошая, посчитала мне деньги. И больше никто не говорил про то, что я сжулила… Потом я застала тебя в той комнате, где были Хуан и моя сестра… Представь себе, я так одурела, что почти и не удивилась. В голове у меня только одно и вертелось: «Малыш умер, малыш умер…» И когда я Хуану это сказала, ты увидела, что Хуан меня любит по-настоящему… Потому что мужчины, девочка, крепко в меня влюбляются, Не так-то им легко меня забыть, ты не думай… Мы с Хуаном так любили друг друга…

Наступило молчание. Я стала одеваться. Глория становилась поспокойнее и лениво потягивалась. Вдруг она уставилась на меня.

— Какие странные у тебя ноги! Такие тощие! Как у Христа на распятии.

— Да, правда. — Глория в конце концов всегда умела рассмешить меня. — А у тебя, наоборот, словно у муз…

— Очень изящные, да?

— Да.

(Ноги у нее были белые и маленькие, точеные, детские).

Хлопнула дверь парадной. Выходил Хуан. Тут же явилась улыбающаяся бабушка.

— Понес мальчика погулять. Уж такой добрый у меня сынок! — И обращаясь к Глории — И зачем ты, плутовка, перечишь ему? Только втягиваешь в раздоры. Ай-яй-яй! Как не стыдно! Разве не знаешь, что мужчинам нужно всегда уступать?

Глория улыбнулась и обняла бабушку. Потом принялась подмазывать ресницы. На улице закричал другой старьевщик, и она в окошко крикнула ему, чтобы он зашел. Бабушка сокрушенно покачала головой.

— Скорее, скорее, девочка, пока не пришел Хуан или Роман… Ох, берегись, если придет Роман! Я и думать об этом не хочу.

— Эти вещи ваши, а не вашего сына, мама. Верно же, Андрея? Неужели я допущу, чтобы мой ребенок умирал с голоду, лишь бы здесь хранилось все это барахло? А кроме всего прочего, Роман должен Хуану деньги. Я это знаю…

Бабушка вышла из комнаты, избегая осложнений, как она говорила. Была она очень худенькая. Из-под растрепанных белых волос выпархивали два прозрачных уха.