«Гран-Канария…
Зеленый утренний свет пропитан морской соленой свежестью, как будто каждое утро остров вырастает из волн.
После беспокойной ночи, полной проектов и планов, Марта наконец заснула. Подобно морским волнам, поднимаются складки ее белоснежных простынь и, захлестнув ее, превращаются в океан, сверкающий и бесконечный, каким он был в тот день, когда Алькора, древний канарский бог, извлек из его лазурной глубины семь счастливых островов. Вскипевшая вода скатывается с только что сотворенной тверди. Слепое сердце бешено бьется среди пенного морского тумана. И пляшут в первозданном хаосе духи Канарии.
Голос Алькора наполняет золотом пропасти, создает имена, рассеивает туман. В сияющей величавой пустыне возникают пальмовые рощи, утесы, вулканы… Марту нарекают Мартой в жарком винограднике круглого островка Тамаран.
Вокруг нее, точно полуденная горячая дымка, зарождаются легенды о горах и титанах.
Так перед глазами Марты вырастает черная гора Бандама, и ее древняя история проникает в душу девочки. Бандама — это титан, который в дни хаоса установил на острове огромный котел, где в адском пламени порознь кипели элементы, из которых в будущем возникнут демоны. Но улыбка Алькора смиряет кипение и безумие. От его заклятия бурлящий, огненный котел превратился в приют звонкоголосых птиц. „Так будет и с твоим сердцем“, — сказал Алькора Марте в эту ночь, полную сновидений.
Тени облаков пробегают по старому потухшему вулкану, и голос бога Алькора катится по ущельям, рождая в ответ неясное эхо и тоску. Марта видит себя у подножья Кальдеры, около своего дома, которого еще не существует, — она одна в аромате виноградников и смоковниц.
Неужели и вправду может стать кипящим котлом и приютом птиц сердце маленькой девочки, затерянной на острове посреди океана?»
Окончив этот отрывок, Марта с волнением перечитала его несколько раз. Но постепенно она успокоилась. При всей любви к своим произведениям, она была достаточно начитана, чтобы видеть, как много еще недостатков в ее легендах, какие они еще незрелые. Однако родные, прочитав их, поймут, что она всего лишь девочка, юная и одинокая.
Марта спрятала тетради и тут впервые ощутила холод — ведь, кроме ночной рубашки, на ней ничего не было. Сквозь разбитое стекло врывался ветер и теребил край брезента, накрывавшего старинную поломанную колыбель. Хлопанье брезента вызывало у нее озноб. Лампочка, висящая на одном шнуре, раскачивалась; в углах шевелились странные тени.
Почему-то Марта подошла к окну. Протерев рукой запылившееся стекло, прижалась к нему лицом. Она знала, что отсюда в просвете между двумя холмами виден кусочек далекого моря. Если погасить свет, то можно разглядеть, как оно блестит под звездами. Но девочка не гасила света: ночь, тишина и то, что она пришла в эту комнату в такой необычный час, вдруг испугали ее.