И опять же настойчиво напомню, что Богом забытая индонезийская деревня лет тридцать назад - это вам не Four Seasons, не Subway и даже не McDonalds. Нашли стульчик со столиком, какое-то подобие кухни, сидите тихо и надейтесь, что вам до рассвета принесут вашу еду.
А надо понимать, что компания Адри приехала всего пару дней назад и умудрилась вкусить всех прелестей местной культуры. Вкусить-то вкусила, а вот о последствиях не подумала. В общем, полоскало их мама не горюй - обычное для Азии дело. Особенно доставалось парню по имени Йооп.
Бедняга Йооп вместо того чтобы наслаждаться едой, вынужден был все время бегать и решать свою проблему в местах общего пользования. Но это бы все ничего. Но места эти располагались - парам-пам-пам - в середине открытой кухни. В СЕРЕДИНЕ КУХНИ. А кухня была расположена прямо в зале, где все сидели и ели. Выглядело это так: небольшая четырехугольная кабинка с соломенными стенами примерно метр пятьдесят высотой и без крыши. В центре горячего, так сказать, цеха.
И, представьте, все это время, пока Адримен и команда наслаждались едой, они наблюдали торчащую голову и печальное лицо своего друга Йоопа, который провел в приват-кабине практически весь ужин. На физиономии Йоопа можно было наблюдать различную смену эмоций, в зависимости от происходящего уровнем ниже. Примерно раз в пять минут лицо исчезало, дверь открывалась, и их друг бодрым шагом выползал наружу. Но уже через несколько секунд застывал, смотрел им прямо в глаза укоризненным взглядом, очень медленно качал головой и обреченно возвращался в свою кабинку.
Ой, и не надо тут хихикать и делать вид, что ваш желудок прямо-таки никогда не выкидывал подобные коленца.
В общем, уверена, что никто из них не смог забыть этот потрясающий зимний экспириенс.
Адри, кстати, обещает как-нибудь вывезти меня в индонезийскую деревню и с ветром прокатить по местам былой славы.
- Адри, а ты правда говоришь по-индонезийски?
- А да.
- Как, например, будет идти?
- Джалан.
- А бежать?
- Джалан-джалан.
- А еще что-нибудь скажи?
- Сая мау перги кей камар кечил.
- Какая прелесть, что это?
- Мне срочно надо в туалет.
Феликс
- Видел, как вырос наш француз? - с гордостью спросил меня папа. -Мы за ним хорошо ухаживаем...
Француз... точно! Драцена по имени Жан-Жак. Ее подарил мне Феликс.
Мне двадцать два года. Я сижу в кафе с подружкой. Встречаюсь взглядами с парнем за соседним столиком. Очень красивым. Он смотрит на меня, я - на него. Не флиртуем, не улыбаемся, просто смотрим.
Слышу обрывок его разговора с официантом и понимаю, что он иностранец, скорее всего, француз. А похож на шведа - ростом под два метра, стриженный ежиком блондин, внимательные голубые глаза. Серьезный.
Нам уже пора уходить, и тут я делаю нечто совершенно мне несвойственное, чего я никогда не делала. Нечто, за что мне принимаются аплодировать все феминистки мира. Я пишу на обрывке бумаги свой телефон, набрасываю несколько фраз по-французски, прохожу мимо столика блондина, смущенно улыбаюсь и кладу записку на столик.
Он перезвонил мне через полторы минуты. Его звали Феликс, и он приехал в Питер один на две недели просто так. Феликс жил в Шамони и, как и многие местные жители, сходил с ума по экстремальному спорту. Я потом поняла, что это не хобби и даже не стиль жизни. Это религия. Адреналин вместо воздуха. Феликс катался на лыжах каждый день. Шесть месяцев в году он работал проводником в исландских ледниках, занимался альпинизмом в Пакистане, готовился покорить Монблан.
Две недели мы гуляли по Питеру, смотрели на мосты, танцевали танго на Дворцовой, орали песни на концерте Басты, подпевали «Городу 312» и грелись, кажется, во всех «Шоколадницах» города. Ходили с моими друзьями в легендарный бар «Держись». Объедались попкорном в кинотеатре «Аврора». Это был такой красивы, невесомый, очень киношный зимний роман. Вопросов никто не задавал. Планов никто не строил.
Потом Феликс уехал и на прощание подарил мне драцену, которую я поставила на подоконник в своей комнате и назвала Жан-Жак. Мы стали переписываться в Скайпе. Мне казалось, что я скучаю. И вдруг я узнаю, что в Шамони проходит фестиваль экстремального спорта, освещаемый в русской прессе. Ееее! Я обзвонила, кажется, все спортивные издания страны. Написала письма всем спонсорам. И, что вы думаете, получила аккредитацию! Меня включили в пресс-тур и оплатили перелет и проживание. Счастливая, я примчалась в Шамони. На следующий день мы, репортеры, должны были на склонах сопровождать команды параглайдеров. И тут всплыла одна неудобная деталь. Я бы сказала, досадная мелочь.
Я не умела кататься на лыжах.
Ну чтобы вы понимали, можно руками вывихнуть себе обе лодыжки пятками вперед и станцевать в таком виде партию Одетты на сцене Мариинки. И все равно это будет менее позорно, чем припереться в мекку экстремальных зим так, как приехала туда я.
Мне как-то один из моих начальников сказал: «Виктория, ты такая смешная. Тебе вообще пофиг, куда бежать, лишь бы флаги развевались».