Нигде

— Эх, хорошо утром-то, пока машины не надымили, — вздохнул стоящий у подъезда сухощавый старик в длинном старомодном пиджаке с ромбиком на лацкане. Он поправил под рукой трость, получше упер ее в землю, и, облокотившись, продолжил: — Я когда маленький был, то машин-то почти не было… Так, изредка проедет какая — и все… И ничего, всюду успевали, не опаздывали. А сейчас понакупили автомобилей — и не успевают. Только и слышишь по телевизору: пробки, пробки, будем бороться! А чего бороться-то? Хочешь, чтобы быстрее — садись в метро и поезжай! Верно говорю?

Макс невпопад кивнул:

— Ну да, что с этим-то сделать можно…

Старик внимательно посмотрел на него:

— Ты что-то, парень, будто не в себе. Перебрал вчера, что ли?

Было понятно, что ему просто хочется поговорить, а уж на какую тему — даже и не важно. «По телевизору» — усмехнулся про себя Макс. Сколько же лет он не слышал этого слова? С детства, наверное. Когда он был маленький, то некоторые старики и в самом деле говорили, по старой памяти, «телевизор». Тогда уже все говорили «панель». Потом стали говорить просто: «каналы», «я смотрел каналы». Да и от былой панели ничего не осталось: изображение тогда просто появлялось в воздухе. А сейчас и вовсе, кажется, все читают новости, а не смотрят каналы. Или выбирают что-нибудь из трансляции на свой вкус.

— Вы что-то сказали? — Макс понял, что старик продолжал что-то рассказывать.

— Да, сейчас уже не так… — кивнул тот. — Клубы всякие, рестораны… Вот раньше, когда сухой закон ввели, совсем другое дело было…

— Какой еще сухой закон?

— А, ну ты молодой, не помнишь. При Горбаче. Мало того, что цены подняли, так и не продавали почти нигде! Очереди были… Ох… Отстоял эту очередь, все бока тебе отмяли, все ноги отдавили, по головам к прилавку пролез, взял пузырек, выпил… И хорошо! Ни похмелья, ничего, чистая радость! А сейчас — я не люблю. Слишком сытые люди стали, зажрались. Да и пьют-то как? Пара коктейлей — и уже пьян. Рассказать бы нам с ребятами это в молодости — хохотали бы…

Старик внимательно посмотрел на Макса:

— Да, вижу, совсем тебя ведет… Похмелился-то хоть? — И, не дождавшись ответа, продолжил: — А что-то я тебя не знаю? Ты же не из нашего дома?

— В гости заходил… — кивнул Макс. Втягиваться в дурацкий разговор у него не было никакого желания, но и сил сопротивляться он в себе не находил.

— Это к кому?

— К Ватутину…

— А, коллега… Жаль, хороший мужик был.

— В смысле? — Макс заинтересовался. — А что с ним сейчас? Вроде же жив? Я вот только что…

— Э! — Старик махнул рукой. — Да ты вообще, вижу… Раньше он нормальным человеком был: жена, дети… А потом сшибся.

— Сшибся?

— Ну да. С ума сошел. Вообразил себе невесть что, связался с какой-то компанией дурной…

— То есть «с компанией»?

— Да не поймешь его. Говорит мне: вот ты, Георгиевич, академик, умный человек, а не видишь, что нас со всех сторон обложили. Кто, говорю, обложил-то? А он… — Старик поморщился. — Даже говорить не хочу…

— Нет, отчего же, интересно. — Ощущения Макса стали как у гончей, совершенно случайно отыскавшей на краю болота потерянный след зайца. — У меня начальство хочет ему заказ дать, и неплохо бы было узнать, стоит с ним связываться или нет? А то знаете, бывает, закажешь кому-нибудь, он все сроки провалит, а потом справку…

— Не связывайтесь. Впрочем… Человек он талантливый, гений, можно сказать, но вот тут… — старик постучал себя по лбу, — что-то совсем у него странно. НСБ его преследует, еще там что… Иные миры какие-то… Меня он тоже пытался в свою веру окрестить, да не вышло.

— А зачем его НСБ преследует?

— Да какое там НСБ, выдумывает все. Но молодежь к нему какая-то ходит, слушают его, верят… Жаль ребят. Вы мне лучше скажите, как похмеляться будете?

— Ну так, как-нибудь, — невнятно пробормотал Макс, — сейчас решу.

— Мой вам совет: капустным рассолом и стопочку водки с перцем. Только холодненькой…

— Спасибо, обязательно последую вашему совету. Но пока извините: работа…

— Это да, — согласился старик, — работа — дело важное. Опаздывать нельзя. А как тут не опоздать, когда кругом одни пробки…

Макс прошел мимо низеньких заборчиков с бушующей за ними зеленью, обогнул клумбу с яркими красными цветами, то ли пионами, то ли еще какими-то. На клумбе была сделана альпийская горка, посреди которой светилась медная табличка: «Дом Академии Наук». За ней прятались какие-то разноцветные птички. Одна высунулась и, увидев Макса, весело чирикнула.