Нигилэстет

Я фокусирую освещение на любимой картине Бродски. Щелкая выключателем на удлинителе, я могу освещать картину на такое время, какое мне требуется. Затем я помещаю эстетические объекты на поднос, стоящий на туалетном столике перед кроватью Бродски. Два зараз. Он не может видеть их как следует; он даже не может вытянуть шею (если она у него есть) ни на дюйм. Его задача состоит в том, чтобы сделать выбор в каждой паре, чтобы выбрать наиболее красивый предмет. Он может легко дать знать об этом: мурлыканье, кивок или улыбка – это все, что от него требуется. Каждый раз, когда он делает так, я вознаграждаю его, направляя освещение на «Крик» Мунка. В зависимости от времени, необходимого на принятие решения, и трудности выбора, его любимая картина будет оставаться в центре сцены. Так как я довольно быстро узнал, что Бродски может инстинктивно удерживать взгляд в течение продолжительного времени, я варьирую свое вознаграждение примерно от десяти секунд до минуты или двух. Благодаря правилам, которые я придумал для этой игры, и его безошибочному глазу, награда до десяти секунд была лишь один раз. И если уж совсем честно, то это скорее был не его промах, а мой. Один раз, чисто случайно, я ошибся в расчете. Возможно, это произошло не случайно. Тот факт, что Бродски выбирал все без исключения правильные объекты мгновенно (так быстро, что я даже не успевал останавливать свои часы), указывал на нечто, что можно было бы использовать в дальнейшем.

Так или иначе, во всех будущих играх, похожих на эту первую, наклон весов в различии между одним и другим объектом будет меньше. Намного меньше.

ПРОКЛЯТЬЕ!!! Бродски хотят от меня забрать. А я еще даже не начал. Я даже еще не проник в его душу. Какой-то дурак из Центрального управления выступил со светлой идеей, призывающей к преобразованиям в районе восточного Гарлема: Инструкция 2-387. Исполнить немедленно. Мы должны передать всех пациентов, проживающих к северу от 116-й улицы, в отдел F через отдел К.

Я бросаюсь к столу своей начальницы. Миссис Нокс предлагает мне подождать.

– Разве вы не видите, мистер Хаберман, что я разговариваю с миссис Сэмсон? Пожалуйста, дождитесь, пока я не закончу.

Миссис Нокс в высшей степени благоговейно относится к официальному протоколу. Она знает на память каждую инструкцию и меморандум. Следует каждой букве. Инструкция 3-679 гласит то; меморандум 5-354 гласит это. Во второй половине дня, когда офис пустеет, она считает себя обязанной изучать инструкции и меморандумы снова и снова, пока не затвердит их наизусть, как ученица воскресной школы Закон Божий.

– Извините, мистер Хаберман, – говорит она, – что бы вы ни утверждали, это не соответствует политике Управления. Мы не можем этого позволить. На это есть инструкция!

– Но мой клиент без меня умрет, миссис Нокс. Я разговариваю с миссис Ривера по меньшей мере раз в день. Иногда даже чаще. Это особый случай. Особая ситуация. У меня этот пациент совсем недавно, но благодаря мне налицо фантастический прогресс. Если вы оставите его у меня, я могу совершить чудо с этим клиентом.

– Значит, мистер Хаберман, вы совершите чудо с другим клиентом.

– Но Бродски привык ко мне. И кроме того, миссис Ривера никого, кроме меня, не пустит к себе в квартиру. Миссис Нокс, я буду вести этого пациента, даже если вы не зачтете мне его. Вы можете не учитывать его в моей карточке. Вот так. Вы слышите меня? У меня будет на одного пациента больше, чем у других соцработников на нашем участке.

Этот последний аргумент производит впечатление. Равенство является основным законом на государственной службе. Ни один социальный работник в отделе В, во всем Управлении, не сделает ничего, что не будет ему зачтено. Статистика заставляет каждого делать одну и ту же работу… статистически. Каждому обеспечено одинаковое количество работы… статистически. Социальный работник, если он в здравом рассудке, не может просить больше. Два (2) пациента, дело которых ожидает решения, на работника в неделю; сто (100) пациентов на работника в целом. Ни на йоту больше или меньше, чему остальных. Государственная служба вечно идет черепашьим шагом.

На лице миссис Нокс – выражение величайшего удивления. За пятнадцать (15) лет она ни разу не слышала от меня ничего столь удивительного. Я слышал, как компьютер госслужбы в ее голове четко щелкает: «Чего он добивается? Может быть, этот пациент легкий? Может, его даже не надо посещать на дому? Должно быть, у него выработана некая система, чтобы сделать работу с клиентами необременительной». Несмотря на пятнадцать лет совместной работы в Гарлеме, миссис Нокс меня совсем не знает.

Наконец компьютер выдал ответ.

– Мистер Хаберман, неужели вы так сильно переживаете за этого пациента?

– Это ведь только передача из отдела в отдел, миссис Нокс. Нас даже не просят передать этого пациента в другой центр или в ЦО (Центральный офис).

– Извините, мистер Хаберман, но смягчающие обстоятельства, о которых вы говорите, не имеют значения, это мое окончательное решение. Не мое, вы понимаете… а инструкции 2-387.