Нигилэстет

Специальный инспектор проследовал через центр с напыщенностью и надменностью королевской особы.Остановившись сначала в отделе кадров, он высказал нашему директору суждения о его работе. Он торжественно изрек несколько банальностей начальнику отдела, словно политик, собирающий голоса во время избирательной компании. На глаза ему попалась клиентка с тремя детьми, которая осталась без крова после пожара и ожидала теперь, когда ей предоставят жилье. Он подошел к ней, чтобы о чем-то спросить, но когда она в свою очередь задала ему вопрос, он отмахнулся от нее, как будто он был джентльменом с Юга, а она белой швалью. У него нет времени, чтобы выслушивать надоедливых клиентов. Ну и что, если некоторые из них страдают от сбоев бюрократической машины? Это неизбежно. Этому нельзя помочь. Он ничего не может с этим поделать. В целом система работает. Она обслуживает множество людей. Кроме того, он здесь по совсем другому, очень важному делу. Нет, он не будет отвлекаться на второстепенные вопросы. Он хорошо знает, чем следует заняться в Первую очередь. Сжав локоть директора, как будто говоря: «Давайте продолжим», он увлек его из отдела кадров и повел прямо в ту часть коридора, где находится наш отдел.

Он стоял теперь, ясно видимый всеми нами, перед входом в офис; директор Том Сандерс рядом с ним; и хотя мы не слышали, о чем они говорили, мы видели, что директор улыбается и указывает на кабинет нашего офисного координатора, возможно предлагая специальному инспектору им воспользоваться. Когда же директор жестом показал на картины, висевшие на стене (возможно, имевшие отношение к отмененной Беккером выставке), а специальный инспектор принялся улыбаться, демонстрируя свою собственную выставку крупных белых зубов, я почувствовал особое кровное родство с ними.

Незадолго до того, как он принял предложение директора реквизировать кабинет Ганса Беккера, и в то время как работники (специалисты по сиделкам и людским ресурсам) делали вид, что поглощены бумагами, папками, книгами, справочниками и различными приложениями к ним, специальный инспектор продолжал свой тур по отделам Управления в сопровождении директора. После беглого ознакомления с работой каждого отдела он высказывал несколько слов начальнику, возможно упомянув, что от него ожидается и в каком порядке он будет всех их принимать (и удостаивать своим вниманием), и лить коротко взглядывал на остальных сотрудников. Он не сказал нам ни единого слова, не оторвал от работы ни одного работника. Было очевидно, что он исповедует рабочую этику. В общем, инспекция проходила прекрасно, только пару раз ее прервал помощник, чтобы задать ему вопрос или передать телефонное сообщение. Тогда специальный инспектор, оборвав его на полуслове, отдавал распоряжение, даже не дослушав, как будто ответ всегда был у него наготове.

Через три дня меня вызвали к специальному инспектору. Я был первым из отдела, кого вызвали. Руфус Бойнз провел два предыдущих дня деловито читая истории болезни, проверяя формы с записями посещения пациентов, отчеты начальников отделов, и наконец провел беседу с каждым из них. Нашего директора, Тома Сандерса, также видели беседующим с ним. Когда я вошел, миссис Нокс уже сидела в кабинете. На меня она даже не взглянула. Отсутствие директора бросалось в глаза.

Специальный инспектор сразу же приступил к делу, сказав, что я, вероятно, знаю, почему меня пригласили. Предыдущие два дня я думал об этом. и пришел к твердому убеждению, что не доставлю им удовольствия признанием своей вины. Посмотрев в замешательстве ему в лицо, я ответил: «Понятия не имею». Краем глаза я видел, как миссис Нокс нервно барабанила пальцами по блокноту, который лежал у нее на коленях. Я-то знал, что было в этом блокноте! Специальный инспектор не отрывал от меня взгляда. Он напустил на себя преувеличенную торжественность. Приняв недоверчивый вид, он ухитрился продержать меня в неведении еще несколько секунд. Он знал эффективность этого метода. В течение этих нескольких секунд мне действительно было не по себе. Должен признаться, я испытывал одновременно восхищение перед ним и злость. Наконец он сказал, что выбрал меня по моей характеристике, которая, как явствует из представления начальника отдела, была самой худшей в Управлении. И это не может не вызывать удивления, когда дело касается человека, проработавшего в системе больше тридцати четырех лет. Я ответил, что ключ к разгадке в слове «представление». Чем другим, как не мнением моей начальницы, которая, как все знают, невзлюбила меня с тех пор, как я начал работать в Гарлеме, можно объяснить то, что я пренебрегал своей работой и демонстрировал безответственное поведение?

– Более пятнадцати лет терпеть антипатию начальника, мистер Хаберман? Почему вы не попросили перевода? Это было бы достаточно простым решением проблемы.