Нигилист-невидимка

— Чертей пугать, — отвечал Воглев. — Стрельбой и увещеваниями от них можно добиться больше, чем пустой демонстрацией оружия.

— Что у вас за ствол? — полюбопытствовал Савинков, когда в Лесном коляска выкатила на безлюдное место.

Воглев сунул руку под пиджак, вытащил из-за спины большой, уродливый, как он сам, пистолет Крнка образца 1899 года.

— С патронами? — покосился юрист.

— Все десять.

— Тогда живём.

Юсси, который провёл рекогносцировку и был готов к предстоящему делу надлежащим образом, словно экспроприация давно планировалась графиней как вариант запасной и, в конечном счёте, неизбежный, вкратце ввёл в курс подельников. Пайщик товарищества чайной торговли «В. Высоцкий и К°» конфетный фабрикант Вальцман, крещёный в православие как Пётр Иванович, держал контору на углу Кокушкина переулка и набережной Екатерининского канала в кварталах местечковой бедноты, где и сам жил этажом выше, искупая притворной скромностью потаённое богатство. Он имел обыкновение отвозить выручку в банк лишь по мере возрастания до весьма крупных сумм, чтобы иметь возможность располагать наличными деньгами для оперативных расчётов, каковые могли понадобиться в кондитерском деле в любой момент, а также из страсти к накоплению осязаемых сокровищ. Будучи скрягой, мизантропом и горьким пьяницей, Вальцман любил засиживаться допоздна в компании бутылки сердитого, чем снискал в глазах графини качества годной мишени.

— Мы сегодня придём незамечены, — завершил Юсси своё предварительное изложение. — Нас тут не ждут.

Троглодит заржал, как дикий конь.

— Помнишь, как к Высоцкому на Невский в дом пятьдесят девять явились?

— Вот в центре акционирова-ать — во-от это даа!

— Что там было? — заинтересовался Савинков.

— Контора Высоцкого. Наш первый экс. Встали посреди Невского и вломились в дом со сторожем, — вздохнул Воглев.

— Глупые были, — покачал головой Юсси.

С этими словами он завернул экипаж с Большой Садовой в Кокушкин и встал у самого грязного дома, с хрустом проехав ободами по разбросанной картофельной шелухе и рыбным очисткам.

— Да-с, не Невский-с, — прошипел Савинков, промыслив ещё много слов по-польски.

Дом был под стать удобренному жильцами месту — коричневого колера, будто набравшийся свойств земли, из которой вырос, трёхэтажный, с полуподвалом и облезлой вывеской «Кондитерское товарищество на вере „Рош А-Шана“. Будьте здоровы!»

Юсси спрыгнул на тротуар, вытащил из-под облучка тряпичный тёмный ком, развернул, встряхнул. Это оказался большой старый пыльник. Просунул руки в рукава, накинул капюшон и превратился в неясную фигуру размытых очертаний. Голова была скрыта полностью. Столкнёшься лицом к лицу и потом не узнаешь. «А он всё видит», — подумал Савинков. Возле фонаря революционер чувствовал себя практически неглиже. Певуче зазвенел кованый топор, когда Юсси выдернул его с козел и убрал куда-то под пыльник. Второй топор он сунул в рукав топорищем вперёд, прижал обух пальцами и скрыл совсем.

Воглев, ни слова ни говоря, двинулся к воротам, сунул руки сквозь решётку, напряжённо копался. Лязгнула дужка, которую троглодит вытянул из петель, но негромко. Ворота открылись. «Бесы» вошли. Воглев затворил. Последовали за Юсси, который знал в этом доме все ходы-выходы.

«С парадного не суёмся, там консьерж», — смекнул Савинков, идя в дверь чёрного хода.

— Зажгите спичку, — шепнул Воглев.

Дрожащий огонёк озарил узкую лестницу, крутую и всю в каких-то помоях. По ней не пошли, а тут же свернули к дверце, через которую, должно быть, сообщался из конторы с квартирой Вальцман. Где-то наверху блажил младенец. Сильно пахло чесноком, кислым молоком, варёной рыбой и тухлыми яйцами. Невозможно было предположить, что здесь могут водиться деньги.

— Ещё спичку, — Воглев вынимал из кожаного футлярчика длинный и узкий особый крючок.

«Отмычка, — подумал Савинков. — Антон Аркадьевич ведь инженер-механик».

Он торопливо чиркнул. Серник зашипел, задымился, пыхнул огнём, погас. Вполголоса чертыхнувшись, тут же запалил другую. Воглев прижал палец к медной накладке, чтобы не промахнуться в темноте, другой рукой вводил бородку отмычки в замочную скважину. Пошевелил, сменил отмычку. Проворство его было совершенно виртуозным, как у опытного швеца. Спичка обожгла пальцы. Савинков выронил ее, и она догорела в полёте, опустив тень как занавесь. Савинков прижал саднящие подушечки к языку. Воглев копался во мраке. Еле слышно скрипела пружина.

— Готово, — выдохнул он, и тут же на лицо пало дуновение воздуха, движимого открываемой дверью.