Нигилист-невидимка

— Вероятнее всего, семья фон Энс потребует от нее открытого разрыва. Она настолько же красива, насколько и глупа, но своего не упустит, ибо моложе нас с Людвигом всего на десять лет. У неё есть все шансы на новое замужество.

— Более чем, — признал жандарм. — За соучастие в политическом убийстве её ждёт ссылка на Сахалин, а там любая женщина в цене.

Его сухой, бесстрастный смех сообщил миссис Плешнер настоящий смысл её будущности, отчего она лишилась сознания.

Сыщик за сутки пообщался с таким количеством грешников, что смыть скверну могли только баня и публичный дом.

— Чудовищное падение нравов на этом британском острову, — даже после обыска и доставки арестованных на Шпалерную Александр Павлович оставался под впечатлением от услышанного. — Не от этого ли они тщатся заразить духовно чистый народ, дабы уподобить его своим гнусным соплеменникам? — спросил он Платона, собираясь распорядиться везти домой.

— Так точно, Лесандр Павлович. Нехристи они все, хучь и протестанты.

И уже совсем Анненский преодолел было порог кабинета, как дежурный донёс свежую сводку. В Кокушкином переулке состоялось ограбление конторы купца Вальцмана и чудовищный погром. Случилось много убитых от топора и пуль. Тяжелораненые продолжают отдавать Богу душу.

Судя по почерку, Раскольник обзавёлся подельниками.

28. ПРЕОБРАЖЕНИЕ

Савинков долго не мог проснуться. Разлепил глаза, сидел на диване, потирая лоб, тупо смотрел в пол. Душа отказывалась принимать, что всё, произошедшее вчера, было явью. Перспективы мнились без исключения мрачные. Будущность пугала.

Во дворе разговаривали. С мансарды при закрытом окне было не различить слов, но постепенно Савинков вслушался в голоса и разобрал их принадлежность. Резкие интонации Зальцберг и бормотание, по характеру, воглевское. В присутствии Ады говорил он нескладно. Словно боялся вопроса и отвечал прежде про себя, при этом сам себя перебивая, а затем вслух проговаривал разорванную и разбитую фразу с переставленными кусками. Если ему удавалось её склеить, дальше речь лилась гладко, если нет — пугался и замолкал.

— День как обычно, жизнь-то продолжается, — утешил себя начинающий экспроприатор, подошёл к тазу, полил из кувшина на руки, протёр лицо и шею, энергично растёрся полотенцем.

Голоса не замолкали.

«Надо поздороваться, негоже таиться как бирюк», — он быстро облачился, подумал, повязал галстук, пригладил гребешком волосы и спустился на первый этаж.

— В невидимости есть большое достоинство — ты перестаёшь не нравиться девушкам, — Ада захохотала.

«Вот ведь сука», — подумал Савинков и толкнул дверь веранды.

— Доброе утро, су… дарыня, — сдержал он порыв искренности.

— Вы? Что? Доброе утро! — встрепенулась барышня. — Какое утро? Полдень. И я уже ушла.

— Провожу, — буркнул Воглев.

— Нет! Уже нет. Давно нет, — сказала Ада и быстро пошла прочь.

Словно побитый пёс, Воглев потянулся следом до калитки. Барышня упорхнула, что-то сказав напоследок. Троглодит закрыл за ней и глядел вслед. Из кухни показалась Марья.

— Барин, чай готов, прошу завтракать.

Савинков кивнул.

Воглев стоял квадратно. Тяжело, недвижно свесив руки. Казалось, ничто не стронет вовек его понурой фигуры. Савинкову стало его жалко. Он подошёл и сказал:

— Что вы, Антон Аркадьевич? Идёмте чай пить.

Троглодит перевёл на него взгляд, тёмный, печальный. Беспокоясь, не натворил ли он глупостей, Савинков вкрадчиво осведомился:

— Я с веранды слышал, как она говорила о невидимости. Вы посвятили её в тайны?

— Нет, не во все. Сказал, в подвале устроена лаборатория. Мы готовим эксперимент над моей внешностью. Попрощаться хотел. Мало ли что. А она не поверила. Принялась издеваться.

— Барышня-то? — Савинков настороженно посмотрел на товарища. — У Ады в голове тараканы размером с королевского пуделя. Едва ли следует придавать значение всему, что она говорит.

— Я буду бороться!

— За что же вы намерены бороться?

— Да уж точно не соревноваться за её внимание, — буркнул Воглев.

— Ада любит эпатаж, — вежливо заметил Савинков. — Однако нигилизм её напускной. Она так красуется перед зрителями. А вас будирует, чтобы подразнить и самой себе казаться неотразимой. Плюньте, Антон Аркадьевич.

— Плевать на неё! — решил Воглев и потупился.

Он грузно зашагал к дому.

— После завтрака посвятим Михеля, — глядя в землю, сообщил троглодит. — Нам понадобятся внизу рабочие руки.

Вопреки опасениям, немец не упал в обморок и не бежал с криками ужаса. Графиня предупредила его, что в подвале находится живой человеческий препарат, результат удачного медицинского эксперимента. По соображениям морали он не может быть представлен на публике, а потому хранится в запаснике медицинского института за городом. Подготовленный Михель отнёсся к голове даже прохладнее, чем можно было ожидать. Он поздоровался с медицинским препаратом, как ему велели, из вежливости к хозяевам, будто с собакой или с маленьким ребёнком.

Теперь, когда назначение паровой машины и роль на даче прояснилась, Михель окончательно успокоился. Конспирация, вызванная врачебной этикой, устраивала больше, чем подпольное производство оружия.