Нигилист-невидимка

— Вы же сами у аптекаря заказывали, — сказала голова. — У него целая банка стрихнина, который Антон Аркадьевич принимает фармацевтическими порциями, я ему рекомендовал для поднятия боевого духа, но теперь замечаю, что ежедневная профилактика не идёт на пользу. В будущем я начну настаивать отказаться от этой порочной практики и перейти на алкалоид полегче, закажите в аптеке кокаин.

— Без труда.

— Попробуем кокаин и проследим, как он влияет на нервную систему Антона Аркадьевича. Если положительные изменения не оправдают ожиданий, испробуем в качестве тонизирующего средства мышьяк. Думаю, мышьяковистый ангидрид или арсенит калия поможет ему. Они всегда помогали.

— Следует ли дальше бодрить его? — засомневался Савинков. — Ада убежала. Больше она не станет приводить в смущение Антона Аркадьевича. Да он и перестал её бояться.

— Вы пристально за ним следите? — спросила голова.

— Если долго смотреть на невидимку, уясняешь, что еда продвигается по пищеводу до желудка в среднем за семь секунд, — ответил Савинков.

— В наблюдательности вам не откажешь, — похвалил Кибальчич.

* * *

Ада не пришла и на следующий день.

— Может, случилось что? — беспокоился Воглев.

С утра сгустился туман и простоял в холоде и безветрии до самого вечера. Несмотря на непогоду, подпольщики собрались возле скамеечки под соснами. По сути, за минувшие дни произошла утрата всяческой конспирации. Невидимка спокойно разгуливал по двору, много раз курил на скамейке, разве что в магазин не ходил. Сейчас он сидел в компании Михеля, Савинкова и Юсси. В костюме, в шляпе, в перчатках Воглев издалека выглядел вполне заурядно. Небритая и немытая рожа утрачивала прозрачность. Сделалось видно красную кровь в сосудах и костный мозг. Живой организм обновлялся стремительно. Чтобы превратиться обратно в незримый объект, требовалась повторная процедура облучения и обесцвечивания.

— Та понятно, что с ней случилось, — равнодушно молвил Юсси. — Приступ жадности обуял.

— Как она говорила? — Воглев скрипнул зубами. — Украшения — лучшие друзья барышень?

— Империалы, — глухо сказал Савинков. Он осип по промозглой погоде.

— Мне ещё тогда следовало понять. А теперь приходится думать, выдаст нас жандармам или нет.

— Не выдаст, — рассудил Савинков. — Она сейчас далеко отсюда. Скорее всего, возвращается домой. Откуда она там…

— Из Умани.

— А мне говорила про Шклов.

— Что уж теперь, — пробормотал Воглев.

— Я бы съездил, — сказал Михель.

— Ежов должен знать, если они были любовниками, — Савинков попробовал выпустить дымовое кольцо и у него практически получилось.

— Ежов… — севшим голосом сказал невидимка.

— Это пустострада-ание, — Юсси вытащил изо рта трубку и заговорил, выбрасывая по кускам табачный смрад. — Не на-ата им санима-аться. Найди тругую бабу, и все дела.

— Какую бабу… — с горечью выплюнул Воглев. — Нам надо человека найти на подвал, чтобы надёжным был, да где его взять?

— А Ежов? — напомнил Савинков.

— Мне лично Ежов категорически не нравится, — откровенно высказался Воглев. — У него мурло злобного шкодника.

— Скользкий, как сопля, — добавил Юсси.

Михель хмыкнул, хотя и не знал толком, о ком идёт речь.

— Однако же Аполлинария Львовна его привечает и доверяет ему, — возразил Савинков, размышляя над выданными характеристиками. Если согласиться, значит, не только признаешься, что дружил с негодным камрадом, но и опорочишь сам себя. Если опровергнешь их, значит, причислишь себя к разряду людей порядочных, которые также заслуживают доверия и уважения. Он хотел быть приличным товарищем, но чувствовал, что попал в ловушку.

— Ежов всё время хочет и рыбку съесть и на елду не сесть, как будто много имеет дел с рыбаками-содомитами, — многозначно и злобно высказался Воглев.

— Не перебарщиваете ли вы со стрихнином? — в лоб спросил Савинков, чтобы сменить тему и поставить нигилиста на место.

— Голова знает дозу! — с апломбом заявил Воглев.

«Непробиваем», — Савинков затянулся с шипеньем и чавканьем. Папироса отсырела в вечернем тумане. Дым табака был кислый и отдавал волглой горечью.

По тому, как выпрямился и одеревенел Юсси, понял — происходит что-то нехорошее. Бросил окурок под ноги и растёр носком штиблета.

— Стра-авия желаю, — сдержанно даже для чухонца произнёс финн.

По спине Савинкова пробежал озноб. Он медленно обернулся и увидел идущего по дорожке городового.

Этого полицейского он видел много раз и даже иногда здоровался. Городовой никогда его не останавливал, вероятно, принимая за дачника, а когда дачный сезон кончился, то ли привык к благопристойному обитателю, то ли окольными путями узнал, что он снимает угол у взбалмошной графини, которая привечает самую разношёрстную публику политического свойства и безобидного нрава. Так или иначе, городовой не беспокоил Аполлинарию Львовну, но тут вдруг зашёл. После убийства Филиппова по всем околоткам Петербурга и пригородов могло разойтись указание проверить всех.

«Кто мы? Чухонец, беглый, непрописанный и… невидимка», — оценил Савинков пёструю компанию «бесов», но не дрогнул, а лишь коснулся рукой шляпы, и получил от городового едва заметный приветственный кивок.